Виктор поправил очки.

– А как случилось, что его не украли?

– Совершенно случайно. Я автоматически сунул его в карман пиджака, в котором был во время интервью. Но искали повсюду. Унесли все письма, архивы – видимо, надеялись найти какие-то упоминания о счетах. А что не украли, то поломали. Даже дедовский микроскоп. Зачем, спрашивается?

– Допустим, хотели удостовериться, что газырь не спрятан внутри. Саша, похоже, что эта штука опасна для того, кто ею владеет. Попробую разузнать о ней что можно. Но если я прав, я бы посоветовал тебе сдать ее на хранение ЦРУ.

– А чем это поможет? Я же не могу дать объявление в газете, что газырь отныне в надежных руках секретной службы. И потом, я хочу оставить его. Прадед честно заслужил этот подарок, это семейная реликвия. Не волнуйтесь, я не держу его в доме и с собой не таскаю.

– Молодец. Я сейчас в Отделе контртеррора, он состоит из наших и людей ФБР. Если то, что рассказал этот профессор, правда, то ФБР уже наверняка занимается расследованием этого дела. Попробую разузнать, что нам известно об офшорных счетах Пехлеви. В любом случае не сомневайся: я сделаю все, чтобы обезопасить тебя и Светлану. – Он хлопнул меня по плечу: – С этого дня у тебя есть собственный ангел-хранитель.

На ангела остзейский барон не тянул. Он всегда напоминал красивого мафиози-итальянца, а с годами стал точь-в-точь стареющий Марчелло Мастрояни. Все-таки оперативник – это всегда немножко гангстер, даже если он выглядит как римский сенатор.

Мы встали со скамьи и двинулись к выходу мимо настенных фресок. Уходящие в глубь колонны были изображены так искусно, что казались настоящими.

– Как легко обмануть человеческий глаз и мозг. Как легко заставить нас увидеть то, чего на самом деле не существует.

Виктор усмехнулся:

– Еще легче и гораздо опаснее не заметить того, что под носом.

Прощаясь, он крепко обнял меня. Теперь, когда на моей стороне был старый оперативник, я больше ничего и никого не боялся, так что внезапный звонок некой Самиры Декхани меня только заинтриговал.

У меня была давняя, многажды подтвержденная теория, что по одному голосу женщины можно понять, хороша ли она. Грудной голос Самиры Декхани в фармакологически выверенных дозах сочетал сексапильность, очарование и уверенность.

– Доктор Воронин? Мне посоветовал встретиться с вами мистер Кир Хаджимири, продюсер. Помните, вы на днях рассказывали ему об ограблении? Мой дядя, адвокат, год назад погиб в странной автокатастрофе, и я подозреваю, что в ней виновны те же люди, которые сейчас преследуют вас.

Она предложила встретиться, и я, конечно, согласился. И звук голоса, и манера говорить, и короткий смешок, и мягкий, едва заметный персидский акцент – все заставляло думать о Самире Декхани как об исключительной красавице.

Поиск в Гугле выдал третьестепенную актрису с внешностью восточной принцессы. Мы встретились в «Бульваре Сансет» – модном ресторане с кухней фьюжн. Что ж, стоит признать, что Гугл плохо разбирается в женщинах. Еще до того, как я увидел Самиру, я заметил направленные на нее взгляды. Она оказалась высокой, холеной, очень эффектной брюнеткой с потрясающими ногами и задницей, способной лишить сна Ким Кардашьян. Все остальное в персидской княжне тоже было избыточно прекрасно: царь Соломон уподобил бы ее грудь башням вавилонским, густые волосы коком стояли надо лбом, а зубов цвета фаянса было, кажется, больше, чем природой положено человеку. Самира сразу потянулась поцеловать меня, будто мы старые знакомые. Звезду окружала густая атмосфера из сладковато-душной смеси мускуса, пачули, амбры и сандала.

Мы сидели во внутреннем дворе. В гигантском декоративном очаге бушевало пламя, отсвечивая в густо подведенных глазах Самиры и освещая ее ноги. Изо всех сил я старался не спотыкаться взглядом об эти ноги. Это была женщина из тысячи и одной ночи, и рассказ ее тоже звучал как сказка Шехерезады:

– Мой дядя Фарзан Декхани погиб при странных обстоятельствах. Его «Мерседес» нашли рухнувшим с шоссе I-5. Машина была разбита и смята в лепешку, будто ее на автомобильной свалке спрессовали. От дяди, конечно, почти ничего не осталось. Свидетелей аварии не было, тормозных следов на шоссе не оказалось. Зато в крови дяди нашли слоновью дозу героина.

Подошел официант, Самира пробежала глазами меню, уверенно выбрала салат с курицей и клубникой. Я заказал стейк и бутылку Chateau Lafite-Rothschild Carruades de Lafite 2016 года.

– Дядя Фарзан, конечно, не был никаким наркоманом. Он всю жизнь вставал по будильнику, делал гимнастику, ел по расписанию и вообще был приверженцем здорового образа жизни. Но, похоже, его здоровью очень повредило то, что он был личным адвокатом принца Али Реза Пехлеви, сына последнего шаха.

– Наверное, это заразно. Самого принца тоже обнаружили застреленным в его бостонской квартире.

За последние дни я успел стать знатоком трагической истории династии Пехлеви.

– Мне кажется, дядя знал, что он в опасности. – Самира подняла бокал, полюбовалась вином на свет, понюхала, сделала крохотный глоток и одобрительно улыбнулась. Я счел, что несусветные деньги за это вино были потрачены исключительно толково. – Дядя хранил много секретов семейства Пехлеви. Он был очень осторожным. – Самира подняла взгляд, и ее ресницы взметнулись театральным занавесом, – но все равно погиб. – Она горестно вздохнула. – Доктор Воронин, пожалуйста, накачавшись героином, избегайте горных серпантинов.

– Вы меня пугаете. – Я отрезал кусок стейка с кровью.

– Страх продлевает жизнь. Кир сказал, что взломали ваш дом и что ваши предки были как-то связаны с семейством Пехлеви. Если я правильно поняла, у них был доступ к спрятанным деньгам шахиншаха.

Я задумчиво жевал нежное мясо.

– Что-то не припомню, чтобы я так изложил это Киру.

– Если бы вы рассказали одному Киру, это было бы полбеды. Но я вас погуглила и послушала ваше интервью на сайте «Радио Фарда». Уверена, что за вами охотятся иранские секретные службы.

– Очень трогательно, что вы не боитесь рисковать собой, предупреждая незнакомцев об опасности.

– Я хочу узнать, что произошло с вами, чтобы понять, что грозит мне. – Она аккуратно наколола на вилку кусочек клубники.

– А у вас тоже есть газырь?

– Газырь? – Она явно слышала раньше это слово. – Нет, газыря у меня нет. Хотя, – она медленно расплела ноги, склонилась ко мне, – я ведь понятия не имею, что это такое и как эта штука выглядит.

Я рассмеялся:

– Сейчас я должен тоном заправского Казановы заявить: «А поедем ко мне домой, детка, и я покажу тебе свой газырь!» Но у Хьюстона проблема: газыря у меня больше нет. Его выкрали вместе с семейными письмами.

Самира рассмеялась. То ли не поверила, то ли, как я надеялся, заинтересовалась мной без всяких шахских миллиардов. Повертела бокал, скрестила ноги в щиколотках: