Знаю, может показаться глупым, что я оплакивал крысу так же, как Кору Фрост. У любви множество разных обличий, как и у боли. Боль от рубцов на спине была ничем по сравнению с той, что я почувствовал, когда понял, что Фариа больше нет.

«Одного за другим», – сказал Альберт. И мне захотелось заорать на него и на Бога.

Я положил маленькое тельце на кучку соломы и пообещал, что похороню его утром. Когда стемнело, я лег, жалея, что у меня нет гармоники, потому что мне казалось, что только музыка может принести хоть какое-то облегчение. Но ДиМарко выполнил поручение Брикмана и не оставил мне никакого утешениятой ужасной ночью.

Я проснулся в темноте от скрежета ключа в замке железной двери. Я сел, испытывая благодарность за то, что Вольц не послушал угроз ДиМарко. Хотя я многое потерял, у меня еще остались друзья, и это здорово. Дверь отворилась, но на этот раз Вольц пришел без фонаря, и единственный свет, проникающий в тихую комнату, был от почти полной луны. На фоне ночного неба был вычерчен черный силуэт.

– Мистер Вольц?

– Сегодня фриц не придет, О’Бэньон.

ДиМарко. О господи. Я прополз по полу и вжался спиной в дальнюю стену.

– Тебя хочет видеть мистер Брикман, – сказал он.

– Сейчас? Зачем?

– Дочка Коры Фрост. Она сбежала. Он думает, что ты можешь знать, куда она отправилась.

Я не знал, но даже если бы и знал, не сказал бы. И все-таки это лучше, чем другая причина, по которой ДиМарко мог прийти, поэтому я последовал за ним. Но он повернул не к дому Брикманов.

– Куда мы идем? – спросил я.

– Брикман пошел проверить карьер, подумал, что она могла пойти туда. Он ждет нас там.

Я подумал, рассказал ли ему ДиМарко про самогонный аппарат, который Вольц прячет в сарае. Как только я узнал, что ДиМарко известна тайна Вольца, то подумал, что это вопрос времени, когда он выдаст старого немца и того заставят покинуть Линкольнскую школу. Я бы не удивился, если бы это произошло сейчас, когда я уже потерял многих.

Мы, оступаясь, шли по освещаемому луной пустырю между школой и карьером, я впереди, ДиМарко сразу за мной. Когда мы дошли до сарая на краю карьера, на камне, на который всего несколько дней назад Альберт ставил сковородку с незаконной едой для нас с Мозом, стоял фонарь. Я не видел ни мистера Брикмана, ни кого-либо еще. А от того, что я увидел, меня до самых костей пробрал холод. На камне рядом с фонарем лежал кожаный ремень, которым ДиМарко порол меня днем, а рядом с ним кукурузная кукла, которую, как я думал, Билли Красный Рукав забрал с собой, когда сбежал.

– Красный Рукав плакал как ребенок, – сказал ДиМарко.

Мне совсем не хотелось знать, но я все равно спросил:

– Где он?

– Там, где его никто никогда не найдет. Там же, где будешь и ты, когда я с тобой закончу.

Он поднял ремень, и тот повис в его руке. Он стоял между мной и школой, отрезав все пути к отступлению. За спиной у меня зияла пропасть карьера. ДиМарко усмехнулся в свете фонаря и бросился на меня, но я не был Билли Красным Рукавом, вялым и сломленным. Я увернулся и побежал. Край карьера был усыпан большими кусками расколотого камня, я перескакивал их и метался зигзагами. Я слышал ругань ДиМарко за спиной и понимал, что случится, если я споткнусь. Я пробежал между двумя огромными каменными глыбами в два раза выше меня и нырнул в черную тень одной из них. Я скрючился, прижимаясь к камню и стараясь стать как можно меньше. ДиМарко пролетел мимо, но почти сразу же остановился и развернулся.

– Попался, маленький ублюдок.

Я лихорадочно шарил по земле в поисках любого, что можно было бы использовать против него. Весь край карьера был усыпан камнями, но мои пальцы не могли нащупать ни одного проклятого камня, чтобы бросить, а бежать было больше некуда.

В ярком свете луны я видел рот ДиМарко, искривленный в голодной усмешке. Я подумал о вендиго. Это существо было выдумкой, упырем из моего воображения. Но то, что смотрело на меня с края карьера, было реальным, а тьма в его сердце страшнее, чем все, что я когда-либо мог вообразить.

Повинуясь импульсу, я побежал прямо на него, сократив расстояние между нами в три быстрых шага, опустив плечи, вложив всю силу своего тела в удар. Но ДиМарко просто шагнул в сторону, и я, не успев затормозить, оказался на краю обрыва, размахивая руками, чтобы не упасть в бездну. Но тщетно.

Мне до сих пор снятся кошмары про то падение, про разверзшуюся подо мной черную пасть, готовую раздробить мои кости своими кривыми зубами. Но к своему изумлению, я пролетел всего несколько футов и растянулся на небольшом выступе, почти невидимом в тени скального обрыва.

Я поднялся, голова едва доставала до края карьера, и прижался к скале, спрятавшись в тени. Наверху к краю подошел ДиМарко. Длинный кожаный ремень, орудие, причинившее столько боли, свободно свисал сбоку. Не думая, я схватил ремень и дернул со всей силы. Должно быть, я застал ДиМарко врасплох, потому что он молча полетел мимо меня вниз.

Любая смерть – не пустяк, и я теперь считаю, что нельзя радоваться никакой смерти. Но в то мгновение, всего мгновение после убийства ДиМарко, человека, который приносил в мою жизнь и жизнь других детей только горе, я испытал восторг.

Потом меня накрыло осознание преступления, и мои колени ослабели. Я прислонился к стене карьера. Я хотел, чтобы ДиМарко умер, десятки раз представлял, как убью его. Но то в воображении. А это была реальность. Хладнокровное убийство.

Моего плеча коснулась чья-то рука, и я вздрогнул, словно от электрического разряда. Но это оказался всего лишь Моз, который стоял на краю карьера надо мной.

«Ты в порядке?» – показал он.

– Откуда ты взялся?

«Тебя не было в тихой комнате, – показал он. – Мы пошли тебя искать».

– Ты и Альберт?

«И Вольц. Мы разделились. – Он встал на колени у края карьера и вгляделся вниз. – Я видел, как он упал, но сейчас не вижу».

– Может, он не умер?

«С двух сотен футов на голые камни. Он мертв», – показал Моз.

На плечи легла вся тяжесть моего преступления. Я убил человека. Обстоятельства не имеют значения. Я могу рассказать все подробности, но это будет слово известного смутьяна, известного лжеца. Я понятия не имел, была ли в Миннесоте смертная казнь, но если так, то меня наверняка ждал электрический стул.

Моз показал: «Идем».

Он помог мне подняться с маленького выступа, который спас мне жизнь, и я пошел прочь. Но не весь я.

– Где ты был? – спросил Альберт.

– Фариа умер, – сказал я. Потом добавил: – ДиМарко тоже.

Альберт вытаращил глаза:

– Как?

– Просто умер.

– ДиМарко просто умер?