После того как Брегг с Диденко уехали, они на пару с Голицыным с хищническим оскалом вперился в стоящего у бетонной стены высокого худого доктора.

Какое должно быть состояние у человека, схваченного у королевского дворца и привезенного в подземный гараж русского посольства? Наверное, жертва должна нервничать, переживать за свою судьбу. Собственно, такие струны, как доктор ни старался, вибрировали у него, но все же он не впадал в панику и не спешил рыдать на коленях.

Татаринов перешел на английский:

— Не будете ли вы так любезны предоставить мне вашу презентацию, которую вы вчера демонстрировали студентам в одном из университетов?

Доктор вскинул брови вверх, видимо, приняв Татаринова за русского шпиона, который хочет выведать какие-то секретные сведения, но при этом он абсолютно бестолков.

— Вся информация есть в открытом доступе, я дам вам адрес сайта, вы можете зайти и посмотреть все там, — сказал доктор.

Однако ответ Татаринова не удовлетворил, и он протянул руку:

— Дайте флешку.

Доктор беспомощно огляделся — вокруг стояли оставленные и остывшие машины, не было ни одного человека. И, как он понял, оглядывая пространство, здесь не было даже ни одной видеокамеры.

Пинту размышлял: то ли русские тупые и не понимают, что все уже обнародовано, то ли он где-то совершил ошибку и не может понять, что это за ошибка и к каким последствиям в конечном счете она может привести.

На площади перед королевским дворцом, получив ногой по голове, Пинту осознал, что шансов на активное сопротивление нет. Особенно если учесть тот факт, что за его спиной стоит еще один, в глазах которого одна-единственная мысль: «Я тебя сожру!»

— Доктор, ну что вы замерли? — поторапливал Татаринов. — Дайте нам флешку, мы просто посмотрим материал, который на ней.

— Если я отдам вам презентацию, вы меня отпустите? — спросил исландец, залезая во внутренний карман пиджака.

— Конечно, отпустим, — тут же соврал Татаринов и протянул руку. Когда флешка оказалась у него, он попросил старшего лейтенанта проверить собственные предположения еще раз.

Вставив носитель в небольшой компьютер, который был размером не больше ладони, Голицын спросил, как называется файл. Получив ответ, он открыл презентацию и стал пролистывать до того момента, пока не увидел снимок с растатуированным подростком.

Голицын показал Татаринову снимок, тот увеличил интересующий кусок и, убедившись в том, что старший лейтенант не ошибся, удовлетворенно кивнул.

— Когда была сделана вот эта фотография и где? — спросил Татаринов, тыкая в изображение.

Доктора Пинту на секунду замкнуло, поскольку он решал, стоит ли ему тупо молчать или все-таки надо что-то говорить.

— Что это за вопросы?! — раздраженно выкрикнул доктор, и эхо его голоса разнеслось по гаражу. — Я ничего не делал, я ученый.

Татаринов молчал.

— Я уже не помню, этой фотографии несколько лет, — нервничал Пинту, снимая большие очки и засовывая их в карман пиджака.

— Доктор, давайте еще раз, у нас с вами так ничего не получится. — Татаринов, удерживая компьютер в одной руке, подошел к доктору вплотную, залез в тот самый карман, в который были убраны очки, и, вынув их, заново раскрыл и надел оппоненту. — Пока не надо убирать диоптрии с глаз, а то, может быть, какие-то детали пропустите, — вежливо и в то же время напористо продолжал Татаринов. — Где была сделана вот эта вот фотография?

Доктор опустил вниз подбородок, потупил глаза и выпятил нижнюю губу.

— Я не помню, — тихо сказал он.

— Как хочешь, — бросил ему по-русски Татаринов и отошел в сторону. Доктор не успел поверить счастью, заключавшемуся в том, что его наконец оставили в покое, как у второго русского в руках оказался пистолет, который он направил точно ему в голову. Татаринов вежливо спросил еще раз:

— Будем говорить?

— Но я ничего не знаю!.. — Тут доктор заплакал и рухнул на колени.

Татаринов подбежал к нему, схватил за волосы и поднял лицо вверх — доктор натурально плакал. Это были обыкновенные, естественные слезы человека, которому было страшно и который хотел, чтобы все это безумие, которое началось с ним после посещения королевы Софи, закончилось.

Кэп на мгновение отвел взгляд от кислого лица доктора и затем внезапно врезал ему в левую скулу… После чего доктор повалился на бок и больше уже не хныкал — он молчал.

— Кэп, ты не прибил его? — забеспокоился Голицын, подойдя к лежащему без движения человеку.

— А хрен его знает, — ответил Татаринов, хватая за шкирку бездыханное тело и возвращая в сидячее положение. — Да нет, нормально, видишь, глазами лупает. Доктор, вы слышите меня? — Доктор утвердительно закивал головой. — Вернемся с вами к началу нашего разговора: когда была сделана вот эта фотография?

Доктор неожиданно зло посмотрел на Татаринова и впал в анабиоз.

Судя по всему, Пинту собрался играть роль партизана, и ни одного слова, по идее, выбить из него они уже не должны.

— Русский ублюдок, — процедил доктор и сплюнул кровавые слюни на бетонный пол.

Татаринов завелся:

— Послушай, животное, ты будешь сейчас давиться своими зубами, если не расскажешь мне, откуда у тебя вот этот мальчик?

— Это врачебная тайна! — снова сильно, на весь коридор, выкрикнул доктор и уставился расширенными глазами на русского. — Я делал ему пересадку печени.

— И он жив? — не поверил Татаринов.

— Да, жив! — сказал доктор. — Что вам еще нужно?

Татаринов был на сто пятьдесят процентов уверен, что доктор врет, что мальчишки уже нет в живых, что из него вынули печень и посадили ее тому, кто в ней нуждался, а труп закопали где-нибудь. Татаринов снова двинул в ту же челюсть своему пленному и одновременно с этим еще наступил на колено, от чего боль от конечности вонзилась в мозг.

— Ааааа! — заорал доктор.

— Не ори, — посоветовал ему Татаринов. — Ты испугаешь всех людей на улице.

— Вы зверь! — сообщил доктор.

— Конечно, — согласился Татаринов. — Где мальчишка?

— Я не знаю, он уже давно уехал к своим родителям.

Татаринов остановился и стал кулаком стучать себя по лбу. Он выдержал паузу.

— Когда была операция? — спросил он доктора.

— Около трех лет назад. — Сообщил, не моргая, Пинту, пытаясь подняться и одновременно понять, что же там случилось с его коленом.

Татаринов переглянулся со старшим лейтенантом:

— Возможна ли такая ситуация, что ребенку была сделана операция три года назад и уже после этого мы столкнулись с ним?

— Мальчишке, которого мы видели, было лет шестнадцать, если допустить, что он уже в тринадцать сделал себе татуировки до локтя, то тогда доктор говорит правду.