Сигизмунд был не на шутку раздосадован дерзостью своего ставленника. Их взаимоотношения окончательно испортились после того, как Лжедмитрий установил тайные связи с польской шляхтой, возглавившей оппозицию королю. Вожди оппозиции обещали самозванцу польскую корону, и тот клюнул на приманку. Сигизмунд пришел в исступление, когда ему донесли об этом. Согласно полученной в Кракове информации московский властитель тайно обещал оппозиции сто тысяч флоринов и помощь войсками.

В марте 1606 года правительство Речи Посполитой обнародовало известные ему факты. Литовский канцлер объявил членам сейма в Варшаве, что враги короля предлагали царю Дмитрию польскую корону и ныне поддерживают с ним тайные сношения.

Не закончив одной авантюры, самозванец очертя голову бросился в другую. Низложение Сигизмунда было бы для него подарком судьбы. Отрепьев не мог отдать королю русские земли, но не мог и отказаться от выполнения секретного договора. Он был загнан в угол. Детронизация Сигизмунда разом разрешила бы все его затруднения.

Бояре мигом оценили ситуацию и стали домогаться союза с польским королем. Они готовы были заплатить любую цену за то, чтобы согнать расстригу с древнего московского трона. Тщетно самозванец пытался порвать все нити, связывавшие его с прошлым. Слишком многим в Москве известна была его характерная внешность. Слишком могущественные силы заинтересованы были в его разоблачении. Отрепьеву приходилось придумывать всевозможные уловки, чтобы вновь и вновь доказывать свое истинно царское происхождение. Одна из таких уловок и погубила его.

Благословение мнимой матери царицы Марфы помогло Лжедмитрию овладеть умами. Но «семейное» согласие оказалось на редкость хрупким. Когда толки о самозванстве возобновились, царь задумал устроить новую инсценировку, чтобы воочию доказать народу, будто в Угличе погиб некий поповский сын, а вовсе не царевич. Отрепьев распорядился разорить могилу царевича Дмитрия в Угличе, а труп ребенка удалить из церкви прочь. Расстрига оказался плохим психологом. Его намерения оскорбили Марфу Нагую до глубины души. Она не захотела допустить надругательства над прахом единственного сына. Отрепьев стоял на своем. Тогда Марфа обратилась за помощью к боярам. Те поспешили отговорить Лжедмитрия от задуманного им дела. Но они оказали услугу Марфе отнюдь не бескорыстно. Бояре сдернули с ее лица маску любящей матери и сделали ее орудием своих интриг. Вдова Грозного помогла заговорщикам установить контакт с польским двором.

Польский гетман Жолкевский сообщил в своих записках, что Марфа Нагая через шведа Петра Петрея подала королю весть о самозванстве царя. Бояре выбрали Петрея потому, что он был лично известен Сигизмунду III и находился на царской службе в Москве. При свидании с королем Петрей заявил, что Лжедмитрий «не тот, за кого себя выдает», и привел факты, доказывавшие самозванство царя. Швед рассказал королю о признании царицы Марфы, а также сослался на мнение посла Гонсевского, только что вернувшегося из Москвы и «имевшего такие же правдивые и достоверные сведения о Гришке, как и сам Петрей». Петрей имел свидание с королем в первых числах декабря 1605 года, когда король праздновал свадьбу с Констанцией. Сам Сигизмунд подтвердил, что именно в дни его свадьбы московские бояре вступили с ним в переговоры насчет свержения Отрепьева. Вскоре после Петрея в Краков прибыл царский гонец Иван Безобразов. Он должен был вручить Сигизмунду III грамоты московского царя. Кроме официального поручения, ему предстояло выполнить секретное задание. Это задание он получил от бояр, тайных врагов Лжедмитрия. Любая огласка могла привести на эшафот и гонца, и его покровителей.

Безобразов был принят в королевском дворце и от имени своего государя испросил у Сигизмунда III «опасную» грамоту на проезд в Польшу московских послов. Грамота была вскоре изготовлена, но гонец, следуя инструкции, отказался ее принять из-за того, что в ней пропущен был императорский титул «Дмитрия». Перед отъездом московит, улучив момент, дал знать королю, что имеет особое поручение к нему от бояр Шуйских и Голицыных. Король доверил дело пану Гонсевскому. Его свидание с Безобразовым было окружено глубокой тайной. Но ближайшие советники Сигизмунда получили своевременную информацию о переговорах. Гетман Станислав Жолкевский поведал о них миру в своих мемуарах. Устами Безобразова московские вельможи извещали короля о намерении избавиться от обманщика и предлагали царский трон сыну Сигизмунда Владиславу. Гонец говорил о царе в таких выражениях, которые поразили Гонсевского. Он пенял на то, что король дал Москве в цари человека низкого и легкомысленного, жаловался на жестокость Лжедмитрия, его распутство и пристрастие к роскоши, и под конец заключил, что обманщик не достоин Московского царства.

Иван Осечка Безобразов не имел нужды прибегать к околичностям и дипломатии по той простой причине, что бояре-заговорщики еще раньше установили прямой контакт с королем и успели оказать ему важную услугу. Они предупредили его, что царь метит на польский трон.

В заговоре против Отрепьева участвовали лица, пользовавшиеся его полным доверием, – Василий Голицын, Мария Нагая, Михаил Татищев и другие думные люди. Через надежных людей заговорщики исподтишка вели агитацию против Лжедмитрия, распускали убийственную для него молву. Одновременно организовали целую серию покушений на Отрепьева. Напуганный покушениями, Отрепьев набрал себе новую дворцовую стражу из немцев-наемников. Иноземная стража охраняла внутренние покои дворца и сопровождала государя всюду, куда бы он ни поехал.

Отрепьев не имел возможности навербовать в Москве сколько-нибудь значительное число наемников. Когда события приобрели опасный поворот, ему пришлось вспомнить о своем первом «главнокомандующем» Юрии Мнишке и его дочери Марине.

Водворившись в Москве, бывший чернец стремился наверстать упущенное время. В компании с Басмановым и неким Молчановым он предавался безудержному разврату. Царь не щадил ни замужних женщин, ни пригожих девиц и монахинь, приглянувшихся ему. Его клевреты не жалели денег. Когда же деньги не помогали, пускали в ход угрозы и насилие. Во дворце было множество потайных дверей. Женщин приводили под покровом ночи, и они исчезали в лабиринтах дворца.

Наиболее скандальную известность приобрела связь Отрепьева с Ксенией Годуновой. Лишившись отца, а затем матери, Ксения оказалась на девичьей половине дома князя Мосальского. Вместе с другими трофеями царевна стала добычей самозванца. Царь Борис нежно любил дочь и постарался дать ей хорошее воспитание. Ксению научили «писанию книжному» и чтению. Она получила музыкальное образование. Страшась за будущее дочери, Борис повсюду искал для нее жениха. Его послы вели переговоры в Лондоне, Вене и Грузии. В Москву был приглашен сначала шведский принц Густав, а затем датский герцог Иоганн.

Несчастная судьба Ксении пробудила сочувствие к ней народа. При жизни Годуновой в Москве был записан «плач», полный жалости к погубленной сироте.

Ксении минуло двадцать. Она засиделась в девках. А ведь царевна была завидной невестой. Современников восхищали скромность царевны и чинность ее речей. Судя по их описаниям, она была настоящей русской красавицей – пригожей, белолицей и румяной. Ее густые волосы падали на плечи, большие черные глаза сияли.