– Приводи, – ответил Иноземцев. – Только попозже, когда я полосы подпишу.

Полосы в «Правде» в те времена подписывались часов в двенадцать ночи. Зорин и Примаков приехали в редакцию в полночь. Просидели до двух часов ночи. Примаков понравился Иноземцеву. Николай Николаевич сказал:

– Я вас беру. Но поскольку вас заставили уйти с радио люди из отдела пропаганды, то сразу принять на работу в «Правду» я не в состоянии. В агитпропе прицепятся и помешают. Вам надо несколько месяцев где-то пересидеть.

– Где?

– В Институте мировой экономики и международных отношений, – придумал Иноземцев. – Вы же кандидат наук. Я позвоню директору – Арзуманяну и договорюсь.

Иноземцев пришел в «Правду» с должности заместителя директора этого института. Но еще не знал, что через несколько лет сам вернется в институт уже директором, и это будут его звездные годы.

Заодно Иноземцев вызвал заведующего отделом кадров «Правды»:

– Запросите соответствующие органы о возможности использовать Примакова в качестве нашего собственного корреспондента в одной из капстран.

Такой запрос отправлялся в отдел ЦК КПСС по работе с заграничными кадрами и выездам за границу. Этот отдел решал, кому можно ездить, а кому нельзя. На каждого выезжающего, кроме высших чиновников государства, отдел ЦК в свою очередь посылал запрос в комитет госбезопасности. Чекисты, покопавшись в архиве, давали два варианта ответа: в благоприятном случае – «компрометирующими материалами не располагаем», в неблагоприятном, напротив, сообщали о наличии таких материалов, ничего не уточняя.

В принципе окончательное решение принимали в отделе ЦК. Они имели право пренебречь мнением КГБ и разрешить поездку за рубеж. На практике в аппарате ЦК никому не хотелось принимать на себя такую опасную ответственность. Спрашивать КГБ, какими именно «компрометирующими материалами» они располагают, в отделе тоже не решались. И люди становились «невыездными», не зная, в чем они провинились…

– Все, – твердо сказал Иноземцев, – ты идешь на три месяца научным сотрудником к Арзуманяну. За это время ты перейдешь из ведения агитпропа ЦК в отдел науки, и я беру тебя в «Правду».

Таковы были номенклатурные правила. Взять изгнанного напрямую не рисковал даже заместитель главного редактора «Правды»…

Иноземцев сдержал слово. В сентябре 1962 года Примакова приняли в Институт мировой экономики и международных отношений Академии наук СССР на должность старшего научного сотрудника только что созданного сектора экономики и политики слаборазвитых стран. Сектор был идеологизирован, не столько изучал, сколько проповедовал принятые тогда нелепые догмы. Ничего из того, что писали сотрудники сектора, не имело ни малейшего отношения к реальности… Когда выяснилось, что у КГБ нет претензий к Примакову и он является «выездным», то в декабре того же года его оформили в центральный орган ЦК КПСС – газету «Правда».

– А что касается этого деятеля из сектора ЦК, – сказал довольный Иноземцев, – то «Правда» вне пределов его влияния.

Примаков за эти несколько месяцев не успел вжиться в институтские дела. Он тогда не представлял, что эта временная пересадочная станция станет большим куском его судьбы и что он многие годы будет связан с Николаем Иноземцевым, который отправит его работать корреспондентом на Ближний Восток, потом возьмет к себе в институт и вообще сыграет в его жизни важнейшую роль.

В декабре 1962 года Евгений Примаков приступил к работе в «Правде» сначала обозревателем, а вскоре – заместителем редактора отдела стран Азии и Африки.

В пятидесятые годы в редакции «Правды» существовали два иностранных отдела – собственно международный и отдел социалистических стран. Потом, в соответствии с веяниями времени, выделили еще и отдел стран Азии и Африки. В это время в редакцию «Правды» как раз и пришел Евгений Максимович. В его отделе трудились всего четыре-пять человек, чуть меньше, чем насчитывалось корреспондентов за рубежом, причем была ротация: поработав несколько лет за границей, корреспондент возвращался в редакцию, а на его место отправлялся кто-то из сотрудников отдела.

И Примаков, и другие правдисты-международники были молодыми людьми, которые много работали, но одновременно и наслаждались открывшейся перед ними увлекательной жизнью.

Всеволод Владимирович Овчинников проработал в «Правде» несколько десятилетий:

– В свободную минуту мы ходили через дорогу в Дом культуры, где продавали пиво и бутерброды с кильками. Конечно, в нашем буфете спиртное было табу. Но существует известный анекдот о том, как среди ночи кто-то с девятого этажа в «Правде» бросил пустую бутылку. Она упала на голову милиционеру, который ходил внизу. Приехал наряд из дежурной части. Они стояли внизу и ко всем выходящим из редакции принюхивались, чтобы выяснить, кто выбросил бутылку. Выяснилось, что от всех пахло водкой, только от тети Паши, лифтерши, пахло портвейном…

Примакова привел в газету Иноземцев. Но это не было назначением по знакомству. Евгений Максимович был настоящим специалистом по Арабскому Востоку.

Всеволод Овчинников пришел в газету раньше Примакова. Пока работал в Японии, Примаков был его начальником в отделе. Когда Овчинников вернулся из Японии, а Примаков, напротив, уехал на Ближний Восток, начальником стал Овчинников, возглавив отдел стран Азии и Африки.

Всеволод Овчинников:

– В редакции существовала некая кастовость: дальневосточники и ближневосточники держались отдельно. Ближневосточники считали, что никто, кроме них, профессионалов-арабистов, не в состоянии понять, что там происходит, и в то же время особого интереса к другим регионам не проявляли, считали, что они пуп земли. У Максимыча не было ни этой фанаберии, ни этой ограниченности. Он с большим интересом расспрашивал меня о Японии, о Китае, интересовался всякими параллелями, парадоксальными противоречиями между Японией и Китаем. И, рассказывая ему об этом, я чувствовал, что как бы в коня корм. Когда слушатель хороший, то по характеру дальнейших вопросов понимаешь, что он действительно интересуется и разбирается. И главное – хотя он был моим начальником, он не считал зазорным проявить свое незнание в чем-то, спросить, причем по делу спросить. Он умеет слушать. Это очень ценное качество. Одно дело, когда говоришь и чувствуешь, что у человека в одно ухо вошло, в другое вышло. А можно так реагировать на услышанное, что говорящему приятно и он понимает, что не зря сотрясает воздух. Вот Евгений Максимович как раз очень хороший, тонкий слушатель и умелый, говоря милицейским языком, раскалыватель людей. Он умеет разговорить человека, помочь ему раскрыться. Или заставить его раскрыться. Потом, когда я вернулся из загранкомандировки в редакцию, а он уехал, я чувствовал себя в ближневосточной тематике как на минном поле. Для меня все это было совершенно ново. Теперь я его подробно обо всем расспрашивал, когда он приезжал в Москву на короткое время. И многому у него научился. Потом мне пришлось и государственные визиты освещать – в Египет, Сирию, Ливан, и я даже спекулировал именем Примакова в этих арабских странах, потому что когда имел дело с арабскими журналистами, с государственными чиновниками, одно его имя открывало многие двери и вызывало доверие…