Образ изменился. Вместо папы по двору, в том же непотребном виде, ковылял… Николас Зоммерфельд! Мать родная не узнала бы в колченогом, исхудавшем, давно не мывшемся инвалиде юного дипломата, надежду семьи. В ноздри ударил резкий, аммиачный запах мочи. Вне сомнений, мочился человек страдающий, как минимум, острым циститом. Ассоциация? Реальность?! Регина опустила глаза: из штанины калеки текла желтая струйка. Вот она с еле слышным журчанием подползла к сапогу Регины, коснулась носка… Не в силах больше терпеть, девушка бросилась прочь из избы. Метальный контакт прервался не сразу, ее преследовали чужие образы, наплывая друг на друга – Ник с молодухой, голые, катаются в обнимку; одна из бабищ оседлала папу, другая ждет своей очереди; бабы волокут в лес мертвеца – синее лицо, в бороденке калеки застряла хвоя…

«Да он сумасшедший!»

Едва успев стянуть штаны, Регина присела под частоколом. Перспектива застудить придатки ее не пугала – вернее, отчего-то пугала меньше, чем шанс облегчиться, как есть, в одежде, на манер психа-калеки. «Может, у них вообще нет туалета? – думала она, постанывая от наслаждения. – Ходят где попало…» В кармане шубки нашелся пакет с гигиеническими салфетками. На пару дней хватит.

А что потом?

Как она, торопясь по нужде, не выронила кринку – осталось загадкой. Одевшись, Регина прижала к груди подарок безумца и, чувствуя, как холод вгрызается в кости, побрела обратно в хлев. Вспомнились собаки, встретившие гостей басовитым лаем. Нет, они не «цепные» – зачем кутхам вялые «куклы», вроде саркастодона, радующего туристов у голографа? Они настоящие, злые, кусачие. Вывернет псина из-за угла, вцепится, повалит…

К счастью, четвероногие сторожа не давали о себе знать.

– Всё в порядке?

Они не спали: и отец, и Ник.

– Да.

– Что это у тебя?

– Питье. Инвалид передал. По-моему, он псих.

– Почему ты так решила?

– Я ему: где у вас по нужде ходят? А он мычит, как немой, и кринку мне сует. Я к нему в голову залезла, думала, выясню про уборную. А у него в мозгах такой бред…

– Ну-ка, ну-ка, – капитан попытался сесть. – Рассказывай!

– Да что там рассказывать, пап? Бред и есть. Параноидальный психоз.

– И всё-таки?

Выслушав дочь, ван Фрассен долго молчал. Лицо его оставалось спокойным, лишь желваки играли на скулах. Ник потянулся к кринке, и парня остановил резкий приказ капитана:

– Отставить! Не трогать!

Мамонтенок фыркнул, обиженно урча – крик напугал зверя.

– Ты это пила?

– Нет…

– Хорошо. Очень хорошо.

Даже сквозь восстановленный мнемоблок Регина уловила ветерок страха. Отец боится? Отцу страшно?! Да, ответил ветерок. Он боится, и не за себя – за тебя, идиотка. А ты? Ты боишься за него? Ведь не маленькая уже: мой папа – генерал Ойкумена, он всех врагов одной левой…

– Дай сюда.

В темноте Регина не сразу разобрала, что делает отец. Шорох сена. Тихий щелчок. Неожиданно яркий огонек – это вспыхнуло желтое окошко дисплея АПП. Ниже мерцала подсветка сенсоров. Капитан набрал команду, из аптечки с жужжанием выехал серебристый хоботок анализатора. Пробник нырнул в кринку. Секунда, другая, и дисплей вспыхнул тревожным пурпуром:

«Обнаружена смесь алкалоидов в опасной для жизни концентрации. Состав: морфин, сальсодин, берберин, сомнарин и следы резерпина. Летальная доза анализируемого напитка: около 70 мл.»

– Нас решили отравить, – неприятно рассмеялся ван Фрассен.

– Хотят ограбить?

– Или съесть.

Регина не поняла, шутит папа или нет.

– Вот же суки! – недипломатично высказался Ник.

– Они явятся проверить результат. Тогда и поговорим по душам, – ван Фрассен похлопал по кобуре с лучевиком. – Ты была права, Ри.

– В чем?

– Сперва надо сжечь палец. Для вразумления. А потом уже – говорить на наших условиях.

– На каком языке?! – вскипел Ник.

– На моем, – даже в темноте Регина почувствовала: мужчины смотрят на нее. – Если надо, вскрою голову, как консервную банку…

«Замолчи, дура! Хочешь, чтобы близкие люди сочли тебя монстром?»

– Так и сделаем, – согласился капитан. Похоже, он только что перевел дочь на действительную службу, со всеми вытекающими. – Если понадобится, ломай им мозги. Без колебаний. Слышишь? На войне как на войне. Николас, вылей отраву и присыпь сеном. Кринку положи тут – пусть решат, что мы всё выпили.

Ник уполз в темноту. В углу булькнуло, зашуршало.

– Дежурим по очереди. Николас, ты – первый. Я что-то не в форме…

По ровному тону никто бы не догадался, что капитан с трудом удерживает себя на грани сознания. Но слова не оставляли места для сомнений. Регина закусила губу. Стимуляторы – не выход. Папе необходим сон.

– Николас, ты умеешь стрелять из «Шанса»?

– Да.

– Курс военной подготовки?

– Так точно, господин капитан-командор.

– Держи. Я выставил минимальную мощность. Они нам нужны живыми…

– Я всё сделаю.

– Надеюсь. Если что – будите. Спокойной ночи желать глупо, но, тем не менее…

Сон отправил капитана в глубокий нокаут. Регина склонилась над отцом, вслушалась в его дыхание.

– Ник, ты не заснешь?

– Заснешь тут, как же!

– Это хорошо. Я буду сканировать хутор. Если замечу движение – скажу.

– Я – извращенец. Я люблю камеру наблюдения…

– Дурацкая шутка.

– Какая есть…

Кажется, Ник улыбался. Улыбнувшись в ответ, Регина раскинула «сигнальную сеть». Нащупала хуторян: бабы, молодуха, девчонки, калека. Все дрыхнут, кроме лешего: ауры смазаны, не реактивны, похожи на сытых амеб. Калека, напротив, возбужден сверх меры: искрит колючим ультрамарином. Но к хлеву не спешит. Ждет, когда яд подействует?

– Слушай, Ник… У меня этот псих из головы не идет. Бредни его. Ну ладно, вы с папой на костылях… Но почему он себя мертвым видел? Он же нас травил!

– Сама говоришь – псих…

– Они тут все психи…

– Ага. А мы – для них… Ты на меня сердишься?

– Нет.

Продолжать Ник не решился. Утробно хрюкнула мамонтиха, переступила с ноги на ногу, сотрясая хлев – и вновь засопела. Глаза мало-помалу привыкли к темноте: Регина различала смутные контуры столбов, подпирающих крышу, перегородку между стойлами, холку мамонтенка, спящего отца… кляксы – бесформенные, фосфоресцирующие… Проснулась она рывком, словно вынырнула из черного колодца. Сердце грозило разнести грудную клетку вдребезги, губы хватали морозный воздух. Сколько прошло времени? Она же обещала следить!