– Куда? – растерялась Смирнова.

– Обратно в туалет! – съехидничала Запевалова, и все снова засмеялись.

– А ты, Сова, отнеси заявление Карге. Оставишь в приёмной.

* * *

Директриса на наше заявление отреагировала моментально, но не совсем так, как мы рассчитывали. Она вызывала нас по одному к себе в кабинет и допрашивала с пристрастием, причём не только насчёт Майи, но и Волкову припомнила. Запевалова основные моменты обговорила с нами заранее и предупредила: если вдруг спросят, о чём мы не договаривались, ничего выдумывать нельзя.

– Говорим: «Не помню, не знаю, не был, не видел». По ситуации смотрим, но никакой отсебятины! – напутствовала Женька. – Потому что главное – не должно быть никаких расхождений.

Мурыжили нас почти всю неделю. Но и Майе тоже приходилось несладко. Теперь на всех её уроках присутствовал кто-нибудь из проверяющих – завуч, а то и сама директриса.

Меня Анна Карловна вызвала одной из последних. За восемь с лишним лет учёбы я впервые попала в директорский кабинет. Жуткое впечатление. Во-первых, темно, как в склепе, оттого что жалюзи плотно закрыты. Сразу вспомнилось, как кто-то говорил, что у директрисы глаза болят от солнечного света и поэтому она редко выходит из своего кабинета. А во-вторых, сама атмосфера была какая-то гнетущая. Анна Карловна восседала в глубине кабинета за длинным столом, а меня оставила топтаться у двери. Но это даже хорошо – она хотя бы не видела, как меня трясёт.

– Так, ты у нас Шелестова… Майя Вячеславовна отзывалась о тебе как о прилежной и способной ученице и… неплохом человеке. Из чего я сделала вывод, что у вас с ней взаимопонимание. Значит, ошиблась. К сожалению. Что у тебя по русскому и литературе?

– Пять.

– Пять. А она, выходит, плохой учитель. Научить ничему не может, так как сама ничего не знает. Правильно я поняла? Получается, все твои пятёрки фальшивые. Пятёрка подразумевает отличные знания. А откуда могут быть отличные знания у учеников, которых обучает плохой учитель? Так что мы просто обязаны убедиться в объективности твоих оценок. Так, Шелестова? Что молчишь? Ведь ты подписывала это заявление?

– Да, – еле выдавила я.

Одно дело просто поставить свою подпись на листке бумаги, среди множества других подписей, и совсем другое – наговаривать на Майю.

– Так. А мне бы хотелось услышать поподробнее, в чём выражается некомпетентность Майи Вячеславовны. Она объясняла что-то неверно, на вопрос не смогла ответить?

– Да.

– Что «да»?

– На вопрос не ответила.

– На какой вопрос? Кто его задал?

– Не помню.

– Я так понимаю, это был чрезвычайно важный вопрос, если вы все, не получив на него ответа, кинулись писать заявление на учителя. Однако же, что это за важный вопрос, никто не может вспомнить. Кто придумал написать заявление?

– Никто! – воскликнула я, пожалуй, слишком поспешно и взволнованно.

– Значит, Запевалова, – она не спрашивала, а просто сказала, будто знала наверняка. – Каким образом вы заставили Смирнову подписаться под этим? – Анна Карловна брезгливо скривилась и кивнула на наше заявление.

– Её не заставляли, она сама так решила.

– Кто ей помог так решить? Тоже Запевалова? Вы прогуляли физкультуру, чтоб настрочить свой донос? А чем Волкова вам не угодила? – директриса завалила меня вопросами, дух не давала перевести.

– Ничем.

– А раз так, почему её не приняли в коллектив?

– Она сама виновата, – вспомнила я слова Женьки. – Она прогуливала уроки и… Да мы её почти и не видели! И мы её не обижали.

– Ладно, иди, Шелестова.

Последней «пытали» Запевалову, но ту ничем не пробьёшь. Она спокойная ушла, спокойная вернулась. Даже настроение не изменилось.

На последнем уроке, прямо перед звонком, в класс вошла директриса и объявила, что завтра каждый из нас будет пересдавать русский и литературу лично ей. От такой новости у нас чуть не случился шок. Ещё бы – тут даже если знаешь, то всё забудешь рядом с этой Каргой.

На другой день Анна Карловна, как и обещала, устроила нам блиц-тестирование. Правда, к счастью, не доскональное, а больше для проформы. Но мы всё равно перенервничали. У меня так вообще был мандраж. Думала, ни за что не отвечу ни на один вопрос. У меня всегда так от волнения – мозги совершенно работать отказываются. Некоторые наши действительно срезались. Впрочем, снижать им оценки никто не стал. Просто как бы ткнули носом. Я вроде ответила на все вопросы, и то исключительно на автопилоте. Копнули бы глубже, где я наизусть не знаю, где надо было бы подумать, – точно села бы в лужу. А вот Запевалова, конечно, блеснула знаниями и уж не преминула сказать, что ей, такой умнице, Майя Вячеславовна поставила четвёрку.

Ну а Майе влепили строгий выговор, но от нас не убрали.

– Ничего. Это только начало, – сказала Запевалова. – Скоро она сама от нас сбежит.

– Может, в фотошопе сварганим фотки с ней? – предложил Зубков. – Кристи Мак прилепим лицо Майи и выложим в Сеть? А чего? Пусть посмотрят, какая у нас училка.

– Бред, – скривилась Женька. – В эту лажу поверят разве что такие придурки, как ты. Чтобы выжить Майю, дешёвые трюки не прокатят. Должно быть что-то конкретное, серьёзное и очень правдоподобное.

Все наперебой стали предлагать, как можно по-крупному насолить Майе, но Запевалова ни одного варианта не одобрила. А я вдруг вспомнила, как всего-то пару лет назад мы обожали Майю. Ну, по крайней мере, большинство из нас. К празднику ролик сами делали поздравительный, чтобы её порадовать, а теперь вот интриги плетём, чтобы избавиться от неё…

– Ладно, хватит, – Женька велела всем умолкнуть. – Я сама что-нибудь придумаю.

Долго ждать не пришлось. Спустя неделю «проблема» разрешилась, и, конечно же, стараниями Запеваловой. Элю на этот раз не привлекали, наоборот, держали в неведении.

– Не будем её трогать. Ещё чуть-чуть, и наша бедная овечка, чую, расколется, – сказала Женька.

Замысел был прост: довести классную на уроке до кондиции – чтобы она перестала себя контролировать. На самом деле с Майей это не так уж сложно. Она нервная по жизни – чуть что, заводится с полоборота.

Доводить должен был весь класс. Решили, что будем гудеть. Негромко, но беспрерывно. Так и сделали: не размыкая губ, мы гудели. Все. Сидели при этом как прилежные первоклашки: спины прямо, руки на парте, с учителя взгляд не сводили. Майя, как и ожидалось, сразу же вскипела. Металась, ругалась, а мы всё равно гудели, нагнетая обстановку. Тогда Запевалова, выждав немного, сказала ей:

– В чём дело, Майя Вячеславовна? Что вы так нервничаете?

– Ну, Запевалова, не думай, что это тебе с рук сойдёт!

– А что вы мне сделаете? Опять к Анне Карловне побежите жаловаться? Давайте, бегите. Прямо сейчас, – Запевалова говорила пренебрежительно, с усмешкой.