думать заставлял. Потому холопам сначала трудно приходилось, но потом попривыкли, освоились да на старую жисть свою в усадьбе по-другому взглянули. И уже через время малое выплавили они с Метелем первое железо. А оно с делом как ведь? Наладить главное, а потом оно само катится, только подталкивай не зевай. Дарёнка с хозяйством не худо справлялась, за что мужская часть ватаги её постоянно благодарила.

Барин же свою справу воинскую подогнал, почистил, взял с собой пятерых холопов посильнее и половчее, вооружил их кого чем и через неделю, прихватив припасов, отправился со своим малым отрядом в княжье войско.

Старый приказчик в усадьбе главным остался, а Мякишка после него — второй человек. Барин его уже год как женил, недавно дочка у Мякишки народилась. Он теперь важный ходил, ибо совсем мужиком стал. Чёрный старец малышку водой кропил, молитвы читал, к богу своему прилаживал. И шла у них в усадьбе жизнь спокойно и размеренно, аж до самого возвращения одного из холопов, которого барин с собой в поход взял. Вернулся он покалеченный — без руки, да весть страшную принёс о гибели барина и всех холопов окромя его. Пали они с барином в бою лютом. Ворог сильный оказался. Побить-то его побили, да плату заплатили кровью своей. Князь барина лично почтил да тризну по нему вместе со всеми в бою полегшими справил.

Вот и стали теперь холопы свободными. Поначалу испугались было, а потом умишка приложив и обрадовались! Вот же она, долгожданная свобода! Теперь ведь можно что хошь делать! Веш, как и обещал барину, в усадьбу приехал, свою долю в тризну внёс и проследил, чтобы как положено всё холопы сделали. После тризны сидели они с Мякишкой на завалинке и обсуждали, что да как.

— Мы ж теперь свободные все, Вешка! — радовался Мякишка. — Эх, жисть теперь весёлая пойдёт! Мы ж теперь так развернёмся! Так всё закрутим!

— Чего уж тут разворачивать? Что есть сохраните. Барина всего-то полгода нет, а скотина у вас еле на ногах стоит. Тын скоро развалится, крыша у терема набок едет… так не то что развернуться, а и совсем без всего останетесь.

— Эх, холопская у тебя душа, Вешка, всё ты про дела да заботы. Добра барского столько, что нам за всю жисть не истратить. Жисть на то дана, чтобы удовольствие от неё было! Эх, гульнём теперь!

— Это при нынешних расходах вам на полжизни хватит, а коли не поддержать хозяйства, так и за год всё уйдёт, много не покажется.

— Ой, да зато хоть год как люди поживём! Хватит спину гнуть от зари до зари! Я вот одного не пойму, ладно, мы на барина работали, а ты-то зачем горбатишься?

— Затем, чтобы перед другими с прямой спиной стоять.

— Так ить и мы теперь свободные, никому кланяться не станем! Сами себе хозяева, и пусть кто попробует нас опять холопами сделать!

— Не в том дело как себя назвать, а в том, что в душе у тебя. Сдаётся мне, что не надо вас будет снова примучивать, сами в холопы пойдёте, да ещё и упрашивать нового барина будете свободу вашу забрать.

— Да что это ты говоришь такое, Вешка? Рази от свободы отказываются?

— Откажетесь, ещё как откажетесь. Вот Крица и род наш никогда в неволе не будем, а вы в лучшем случае года два продержитесь.

— Ой-ой, какие вы гордые! Ты сам-то из холопов давно?

— Не был я холопом по своей воле, и никогда не буду. Потому и барин во мне волю распознал, потому как с равным и говорил. Ты ведь тоже пытался волю получить, и что из этого вышло?

— Глупости всё это! Почему я голодать должен, да по полям и лесам скитаться?

— Да потому, что прежде чем вольным стать, надо научиться за себя самого ответ держать. Чтобы не барин тебя кормил, а ты сам. Чтобы не он тебя защищал, а ты сам. Чтобы не он говорил, что тебе делать, а ты сам знал, куда и для чего ты руки трудишь.

— А чего там знать-то? Бери да делай. Иди-ка ты, Вешка, в своё болото дремучее, да с Топлюгой разговаривай, её уму-разуму поучи.

— Мне её учить нечему, это она меня многому научила да ещё многому научить может.

— Во-во, сам темнота болотная, а ещё нас тут уму-разуму учит.

— Что же, Мякишка, пожалуй и правда пойду я. Скоро тяжко у вас тут будет.

— Иди-иди, пень болотный! А мы уж как-нибудь без твоих советов справимся.

Ушёл Веш на болото, а в усадьбе весёлое житьё пошло. Холопы свободы вволю захотели, да не просто делать кто что хочет, а начали барское добро зорить да пропивать. Оно же теперь общее, значит у каждого своя доля есть, вот из неё и брали. Кто корову сведёт, кто брёвна в другую деревню продаст, а на деньги полученные зелена вина побольше да пир на весь мир! Зерно из амбаров на брагу пустили. Три месяца потом гуляли не просыхая. Старый приказчик хотел порядок навести, так его палками поколотили, чтобы свободных людей опять не неволил! А что по одной корове продавать? Давай всех сразу! И гульнуть будет на что! Вот псы ещё остались сторожевые, барин их задорого покупал, так чего на них смотреть-то? Кормить всё равно некому, все ведь теперь свободные, а разве свободному работать пристало? Свободному работать гордость не позволяет! Продаём псов за десятину от старой цены!

Пытался чёрный старец в это дело вмешаться, да с пьяных глаз его слушать не стали. Начал он как раньше их карами божьими стращать, да лишь бормотанье хмельное в ответ услышал, куда-то посылали его, а куда — не разобрал. Заперся он в избе своей да молиться Богу начал, дабы простил он грехи паствы непутёвой.

Когда холопы, что у Веша трудились, за провизией приходили, все смеялись над ними:

— Чего, морды холопьи? Хорошо вам у Вешки живётся? Чем кормит-то он вас?

— У нас на доменках все вместе. А едим мы кашу да горох, ягоды да грибы. Что Дарёна сготовит, то все и едим.

— Э-эх, каша да горох! А пьёте вы что?

— Воду пьём.

— Э-эх, воду! Дурни вы! Мы вон как живём! Кажный день корову режем да брагой запиваем! А они — во-оду.

Рассказали холопы Вешу о подобном глумлении, Веш им выбор предложил — тут остаться, или в усадьбу вернуться. Холопы подумали, в затылках почесали да решили у Веша остаться. Оно тут как-то надёжнее.

Посоветовались Веш с Метелем, Дарёнку