Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Махинаторов?
— Да, он так и сказал — махинаторов.
— А более конкретно он ничего не сказал? Что он имел в виду?
— Нет, но голос у него был такой… — старик чуть подумал, а потом закончил, — торжествующий. Как будто он уже знал что-то.
— Вы не знаете, что хоть примерно он имел в виду?
— Нет, извините, даже не догадываюсь. Я давно отошёл от заводских дел, уже шесть лет на пенсии.
Эта точка на лестничной клетке оказалась очень выгодной с точки зрения допроса мужской части людей, пришедших проводить старого мастера в последний путь. Увы! Никто из них толком ничего не знал. Что удивило Астафьева, все кто работали с Серовым в последнее время, были молодёжью, едва ли не одного с ним возраста, может, чуть постарше. В чём все они были единодушны — никто не думал, что Серов захочет наложить на себя руки.
— Старик крепкий был, жилистый. А въедливый! Как серная кислота. Чуть на тот свет не вогнал меня своими придирками, — обобщил общее мнение разбитной слесарь-ремонтник. — Это не так делаешь, то не этак. Я уж увольняться хотел. А теперь я ещё поработаю. Вредность, она на дороге не валяется. Мне шесть лет отжать надо, а потом можно и за забор, на волю! А то не покурить, ни выпить.
Самих похорон Астафьев дожидаться не стал. Его дальнейший путь лежал в горбольницу. Предъявив своё удостоверение и пустив в ход некоторую долю своего обаяния, Юрий добился, чтобы ему без всяких официальных бумаг выдали медицинскую карту Василия Егоровича Серова. Увы, последняя запись в ней относилась к пятилетней давности. Судя по ней, у старика вырвали зуб.
По времени надо было возвращаться в отдел, но за этот день Юрий не сделал главного — он ни на шаг не приблизился к тому Наташкиному хахалю, что якобы видел в коридоре троих качков, а потом и их автомобиль. Из-за этого Астафьеву опять пришлось посетить всё тот же, изрядно опостылевший ему барак.
Старика уже похоронили, и, судя по состоянию его обитателей, уже и помянули. На самом пороге барака лежал тот самый инвалид с культёй, и добродушно и мерно блевал на крыльцо. Брезгливо обойдя этого аборигена кривовского гетто, Юрий подошёл к двери комнаты номер восемнадцать, и снова постучал. Увы, ответом ему была тишина.
"Куда она могла деться? — подумал Юрий, отходя от двери и доставая сигареты. — Загуляла у подруг? Или нашла нового друга со свободной хатой"?
Он ещё размышлял об этом, когда в коридоре появилась низкорослая женщина лет пятидесяти в короткой, очень дорогой норковой шубке, с морщинистым, и явно злым лицом. Она так же подошла к двери восемнадцатой квартиры, и решительно в неё постучала. Убедившись, что в комнате никого нет, она развернулась, и, пробормотав себе под нос: — Стерва! — столь же решительно направилась обратно. Астафьев тут же её догнал.
— Извините, вам нужна была Наталья Соенко?
Дама буквально обожгла его своим взглядом.
— Да! Мне нужна была эта стерва. Она сегодня не пришла на работу, и у меня весь день простоял закрытым косметический отдел.
— А вы не знаете, где она может быть?
Дама хмыкнула, и, осмотрев Астафьева, сообщила ему неприятную новость: — Скорее всего, у такого же вот кобеля, как и вы.
Она развернулась, чтобы уходить, но тут Астафьев достал свои корочки, и показал их хозяйке магазина.
— Я не кобель, а представитель власти. Милиция. Так в каком магазине работает Наталья Соенко? У вас?
— Да, она работала у меня. С сегодняшнего дня она уволена.
— Так как он называется, ваш этот магазин?
— Мой магазин называется «Шанс». Надеюсь, вы знаете, где он находится?
— Знаю. И какой у ней был график работы?
— У нас все продавщицы работают с девяти утра до девяти вечера. Два дня работают, потом два дня дома.
— Ого! И вчера она отработала весь день?
— Да. А сегодня не вышла. Главное — даже не позвонила, сука!
— Ну, мобильника у ней, вроде бы, не было.
— Это не важно. Если у наших девушек что-то происходит, то они всегда звонят. И всегда находят, откуда позвонить.
Она развернулась, и пошла к выходу.
Через полчаса Астафьев докладывал своему наставнику о проделанной работе. Колодников с интересом выслушал всё, потом переспросил: — Значит, девушка пропала?
— Да. На неё это как-то не похоже. Она рассказывала, с каким трудом она устроилась в этот магазин. Какая там у ней хозяйка сквалыга, чуть что — увольняет за малейшую провинность.
— Ага, а потом она не вышла на работу? Это интересно.
Колодников поднял трубку и набрал номер телефона.
— Алло, это приёмный покой. Вас беспокоят из милиции, Колодников. Скажите, за последние двое суток к вам не поступали девушки с серьёзными травмами?
Он оторвал трубку от уха и спросил Юрия: — Какая она была?
— Среднего роста, черноволосая, лет двадцать девять- тридцать два. Симпатичная.
— Среднего роста, брюнетка с правильными чертами лица, под тридцать лет, — продублировал его текст Андрей. Выслушав ответ он нажал на клавишу сброса, и по новой начал крутить колесо набора.
— Игорь? Привет. Слушай, к тебе неопознанные девушки в эти сутки не попадали. Что, полный комплект. Какие мне нужны? Брюнетка мне нужна, лет двадцати девяти с правильными чертами лица. Да?! Когда. Хорошо, мы сейчас подъедем.
Через полчаса Астафьев смотрел на тело голой женщины, лежащее на хромоникелевом столе городского морга. Грудная клетка была вдавлена, и так же было видно, что ноги её раздроблены, и неестественно вывернуты. Но голова, лицо, были целы, и при всей непохожести мёртвого человека это была именно Наталья Соенко.
— Да, это она, — с трудов выговорил Астафьев, и, развернувшись, быстрым шагом вышел из морга.
Колодников нашёл его через полчаса, метрах в ста, сидящем на бетонных плитах разобранного здания молокозавода. Только глянув на лицо Юрия, Андрей понял, что парень явно плакал. Нос и глаза опухли и покраснели, а перед ним на земле лежали несколько окурков.
— Ты чего, Юра? — спросил Колодников, присаживаясь рядом. — Ну? Ты чего? Мёртвых никогда не видел?
— Да, при чём тут мёртвых! Ещё позавчера… мы с ней… так круто… покувыркались в постели…
Колодников аж ахнул.
— Ты чего, с ней переспал?!
— А что, нельзя что ли?
— Вот идиот! Ты с ума сошёл! А если бы оказалось, что это она с её хахалем обиделась на стук в стенку этого самого Серова и ухайдокала старичка?
— Да ну, ты что…
— Не да ну! А так было, и не раз! И никогда не доверяй людям, как бы они не были тебе приятны и всё остальное, такое прочее. Ты знаешь, как ты влететь сможешь? Хорошо, если только из органов пнут, а так и посадить могут. Больше так никогда не делай. Трахай этих баб ё… сколько угодно, это я запретить тебе не могу. Но, только после конца следствия. Перестала она быть свидетелем — хоть женись на ней.