Развияр рассказал все без утайки. Не упомянул только о заклинании, которому научил его старик на острове под маяком.

Властелин долго молчал. Тень, прикрывавшая балкон, отодвинулась, на перила упало солнце, и они загорелись – медные, до блеска отполированные, круглые перила.

– Тебе когда-нибудь давали «сладкое молоко»?

Развияр содрогнулся. Вопрос был задан небрежно, будто вскользь, но мысль о «сладком молоке» была куда отвратительнее, чем самый жестокий смертный приговор.

– Это выход для тебя, – сказал властелин с неожиданной мягкостью. – После того, что ты сделал… Ведь в замке не слепые. Поползут слухи. У многих возникнет страшный соблазн. Как мне быть с моими людьми, которые видели, как ты командовал личинкой?

– Нет. Я не хотел. Я…

– Придется утроить охрану большой печи, – будто раздумывая, продолжал властелин. – У меня много их, этих личинок в яйцах. Когда слишком досаждают зверуины, или другие враги, я просто разбиваю скорлупу. Но как теперь доверить эти яйца рабам-носильщикам? Или стражникам, поступившим на службу за деньги?

– У меня не было другого выхода!

– Был. Молча умереть, как поступил бы на твоем месте любой другой раб, не такой образованный… не такой сметливый. Правильно было бы устроить публичную казнь… в назидание. Но я обещал тебе жизнь, и я сдержу слово. Ты выпьешь «сладкого молока» и поедешь в Фер, где тебя заново продадут.

Развияр кинулся, не раздумывая.

Между ним и властелином было пять шагов. Развияр прыгнул и промахнулся, споткнулся о выставленную ногу, потерял равновесие, его отшвырнули к перилам. Медь впилась в ребра, страшная сила навалилась сверху, холодные пальцы сдавили горло. Дергаясь и хрипя, Развияр успел увидеть, как властелин придерживает свободной рукой пошатнувшуюся треногу с подзорной трубой.

– Я говорил тебе, что умрешь тяжело?

Развияр попытался перевалиться через перила. Он задумал это с самого начала и хотел увлечь с собой властелина; не вышло. Хватка на горле сжалась крепче.

Топот стражи, тревожный, старательный, ворвался на балкон и умолк. Наверное, властелин жестом велел телохранителям выйти, потому что шаги сейчас же зазвучали вновь, удаляясь.

– Согласен, – сквозь зубы выдохнул Развияр.

Властелин отшвырнул его от ограды – в глубь балкона, в тень. Задыхаясь, Развияр отполз к стене, увитой плющом.

– Тебе дорога твоя память? Ты ценишь воспоминания дороже, чем жизнь?

В голосе властелина был интерес.

– Тебе хочется вечно помнить, как тебя выбросили за борт, словно тряпку? А может быть, ты умрешь ради воспоминаний о рабском рынке?

– И это тоже, – сказал Развияр.

И вспомнил – на мгновение – далекий, парящий над морем город Мирте.

Он вспоминал его не раз, когда нужно было собраться, забыть о боли и усталости, повторить еще раз, без остановок, сложную серию ударов, блоков, переворотов. Когда мышцы деревенели, а связки готовы были разорваться, и от жажды вываливался язык, а сотник Бран, краснолицая скотина, не позволял пить, «пока не сделаешь еще три круга».

Развияр давно не был мальчиком-переписчиком; на коротком веку ему приходилось работать веслами на «Чешуе», таскать мешки и камни, бегать вверх-вниз по крутым склонам, вертеть ворот и ходить в колесе – но сотник Бран считал его «соплей» и гонял, как ездовую крысу. Развияр уставал мучительно; падая на тюфяк, засыпал еще в воздухе и почти не вспоминал ни дом, ни лес, ни бегущих по меже белок.

Нос ему сломали в учебном бою, через месяц после зачисления в младшую десятку. Он долго ходил в синяках, с подбитыми по очереди глазами, а потом – поздней осенью – в схватке без оружия уложил Кривулю, самого сильного и опытного среди вновь поступивших. Тогда сотник Бран, не говоря ни слова, перевел Развияра из младшей десятки в действительную стражу.

Все знали, что Развияр бывший раб, но упоминать об этом было не принято. Считалось, что новому стражнику покровительствует властелин; сам Развияр боялся в это верить. Чудо, что властелин велел принять его в младшую десятку вместо того, чтобы отдать палачу… Но покровительство?!

С тех пор Развияр видел властелина только один раз. Прямо с вечернего построения его, уже действительного стражника, вызвали наверх; властелин сидел в кабинете, той самой комнате, где утонула когда-то личинка огневухи. Все так же отражались свечи на поверхности водоема в центре комнаты. Все так же неподвижно сидел в кресле человек со шрамом поперек губ.

– Перепиши мне книгу, – сказал властелин.

Развияру принесли переплет с чистыми страницами, две больших свечи, чернильницу и набор сытушьих перьев. Он неловко уселся за письменный стол, взял перо – и вдруг испугался, что разучился писать, что рука, натруженная и твердая, как дерево, не сможет вывести ни знака.

Властелин наблюдал за ним. Преодолевая страх, Развияр открыл книгу, которую предстояло переписать.

С первых же строчек у него захватило дух. Это был трактат ученого, живущего в Империи – о магах, их могуществе и откуда они берутся. Наверняка очень ценная, редкая, а может быть, и запрещенная для чтения всеми, кроме императорских мудрецов. Может быть, выкраденная из хранилища. Так или иначе – такая книга стоит дороже, чем десяток молодых рабов…

Развияр зажмурился. Знаки складывались в слова, стояли перед внутренним взором так же ясно, как если бы он видел их глазами. Его способность не оставила его, не забылась, и Развияр испытал в этот момент радость, как от встречи с давним другом.

Он начал переносить увиденное на бумагу – сперва осторожно, дрожащей от непривычки рукой, а потом все смелее. «Во дворце и в хижине, и в треногом жилище мастерового на Безземелье – всюду, где есть камин или печь, может явиться на свет маг. Он может летать без крыльев и приказывать камню, может убивать огнем или исцелять смертельно больных, но главное его призвание – вести в этот мир то, чего прежде не было…»

– Любопытно, – сказал властелин, невесть как оказавшийся у Развияра за спиной. – Если бы не другая бумага, не свежие чернила… Твою копию можно выдать за оригинал, маленький гекса.

Развияр не ответил, занятый работой. Властелин скоро ушел; Развияр сидел один в большом кабинете и при свете двух свечей переписывал книгу о магах, их привычках и званиях. Как они ставят радужную печать на императорские деньги, и как они выслеживают бунтовщиков по одним только замыслам, и о перстнях с цветными камнями, которые они носят на руке, и о том, как им повинуются громы, и о многом другом.

К утру он закончил. Передал книгу личному слуге властелина, вышел, пошатываясь, спустился в казарму и попал прямо на утреннее построение, а сотнику Брану плевать было, кто спал ночью и кто не спал. Упражняясь с клинком, со щитом, с дубиной, с цепью, Развияр думал о магах, которым не нужна воинская премудрость, которые и без оружия непобедимы…