Вернувшись домой и увидев Олега на том же месте у стола, Надежда перевела дух и попыталась трезво оценить ситуацию. Дочь соврала ей про Екатеринбург, Лариса все это время жила где-то в Москве, оставалось лишь недоумевать, зачем она внезапно вернулась в отчий дом. Отношения Лары и Нади были непростыми, особой любви в них не было, мать не доверяла дочери, которая частенько ее обманывала, не помогала ей и вообще жила как хотела. Конечно, Надежда расстроилась, услышав про аварию, но переживала она в основном за себя. Сначала Надя испугалась, что ей придется платить за лечение, потом съездила в клинику и вздохнула с облегчением. Врачи были внимательны, медсестры приветливы, лекарств хватало, никто счетов ей не выставлял. Надежда на всякий случай предупредила, что не сможет ухаживать за дочерью, но ее заверили, что этого не требуется. Не успела она успокоиться, как ей в голову пришла новая мысль. А куда вернутся из больницы Лариса и ее, прости господи, муж? Конечно, приедут по месту прописки, поселятся в двушке, и мирная жизнь Нади накроется медным тазом. Но не успела она ужаснуться наметившейся перспективе, как на ум пришло новое соображение. А что делать с сумасшедшим мальчиком?

Надя осеклась и посмотрела на меня:

– И зачем я вам все это рассказываю?

– Человеку надо выговориться, – сказала я, – проще поделиться с незнакомкой, которая посочувствует и исчезнет навсегда, чем с близкой подругой, та потом постоянно будет вспоминать о твоей откровенности, замучает советами и расспросами. Думаю, вам надо найти мать Олега и вернуть ей сына. Анатолий сообщил какие-нибудь сведения о бывшей жене?

Хозяйка покачала головой.

– Нет, ни имени не назвал, ни фамилии.

– Можно предположить, что она Калинина, – пробормотала я, – но это неполная информация, вероятно, следует обратиться в милицию.

Надежда пошла к буфету, открыла дверцу, достала пузырек с валокордином и начала капать пахучее лекарство в рюмку.

– Синий, синий, синий, – заволновался Олег, отбрасывая карандаш.

– Да ходила я в отделение, – всхлипнула пенсионерка, – вытурили меня оттуда, сказали: «Дело семейное, мы в такие не впутываемся. Зять поправится – у него и спрашивайте».

– Синий, синий, синий, – твердил подросток.

– Ну и как с ним договориться? – кивнула на Олега Надя. – Ларка и мужик в плохом состоянии, а если они помрут? Мне с этим оставаться?

– У мальчика есть документы? – поинтересовалась я.

– Сто двадцать четыре, семьдесят восемь, двести, – вдруг сказал Олег.

– Молчи, идиот, – топнула ногой Надя, – кретин безмозглый!

– Синий, синий, – раскачивался из стороны в сторону подросток, – синий…

– Кажется, я поняла, – осенило меня, – синий – это что-то неприятное. Олегу не понравился запах валокордина.

– Синий, синий, – ныл мальчик.

– Он нас понимает, – обрадовалась я, – можем попробовать договориться. Олежек, хочешь пообедать?

– Сто двадцать четыре, семьдесят восемь, двести, – сказал подросток.

– Договорилась, – фыркнула Надя, – какие с кретином беседы?

– Синий, синий, – задергался Олег.

– Прекратите его обзывать, – рассердилась я, – Олег активно участвует в разговоре, он обиделся.

– И ты в это веришь? – ухмыльнулась Надежда.

– Да, – решительно ответила я, – представьте, что на землю прилетели инопланетяне. Олег с Марса, он не владеет нашим языком, однако возможность завести диалог есть.

– Сомневаюсь, – возразила она.

– Стоит попробовать, – не успокаивалась я.

– Если уговоришь его поесть и помыться, буду очень тебе благодарна, – произнесла Надя.

– Попытаюсь, – кивнула я. – Олег, меня зовут Даша.

– Сто двадцать четыре, семьдесят восемь, двести.

– Олежек, я Даша.

– Сто двадцать четыре, семьдесят восемь, двести…

– Здорово получается, – ехидно заметила Надежда, когда эта фраза повторилась в десятый раз. – Тоже мне, переводчица с абракадабры. Ты ему свое имя, а он хрен чего в ответ.

Я подпрыгнула на стуле.

– Правильно! Его так зовут! Ну как я не сообразила раньше?

Хозяйка вскинула брови:

– Чего?

– Вы совершенно верно заметили. Как поступает воспитанный человек, завязывая знакомство? – спросила я.

– Не понимаю, – растерялась Надежда.

Я воодушевилась.

– Все очень просто. Если я скажу вам: «Добрый день, меня зовут Даша», – что вы ответите?

– Очень приятно, я Надежда Петровна, – откликнулась хозяйка.

– Верно, – обрадовалась я, – а теперь слушайте. Олежек, я Даша!

– Сто двадцать четыре, семьдесят восемь, двести, – не переставая рисовать, сообщил мальчик.

– Вы попробуйте, – приказала я, – скажите ему свое имя.

– Олег, я Надежда Петровна, – устало произнесла старуха.

– Сто двадцать четыре, семьдесят восемь, двести, – ровным голосом повторил подросток.

– Хочешь сказать, что он так представляется? – поразилась старуха.

– Точно, – кивнула я, – Олег нас понимает и вступает в контакт.

– С трудом могу себе представить родителей, которые указали в метрике ребенка набор цифр, – поежилась Надежда Петровна, – идиотов, конечно, на свете много, но есть же предел тупости.

– В документе у мальчика, очевидно, стоит Олег Анатольевич, – заявила я, – с большой долей вероятности, он Калинин, но мать могла дать ему и свою фамилию. Это, так сказать, на нашем языке, а в понимании ребенка он сто двадцать четыре, семьдесят восемь, двести.

– С ума сойти, – ахнула Надя.

Я решила ее игнорировать и вновь спросила подростка:

– Хочешь, я буду обращаться к тебе как к взрослому человеку – Олег Анатольевич Калинин?

Паренек внезапно закрыл лицо руками.

– Синий, синий, синий!

– Похоже, ему не нравится, – проявила интерес к моим экспериментам старуха.

Я заглянула мальчику в глаза.

– Не хочу тебя расстраивать, подскажи, как лучше к тебе обращаться?

– Сто двадцать четыре, семьдесят восемь, двести, – без задержки сообщил аутист.

– Отлично, – обрадовалась я, – тебя мама так называет?

Неожиданно мальчик отложил карандаш и сказал:

– Девять.

Я пришла в восторг.

– Девять! Очень красиво! Это мое любимое число! Девять!

– Красный, – вдруг прибавил новое слово Олег.

– С собакой и то быстрее договоришься, – вздохнула Надежда.