Из наиболее приятных событий пребывания в Вене следует отметить празднование именин Лефорта 29 июня. В этот день русские послы совершили молебен и даже побывали в костеле, после чего «обедали у генерала и адмирала Франца Яковлевича Лефорта. Вечером были фейерверки, остальные потехи и стрельбы из пушек», которые продолжались часа два.[171]

После праздника послы стали собираться в Венецию и готовиться к прощальной аудиенции у Леопольда. Как обычно, на это ушла масса времени: то послы не соглашались первыми снимать шапки, то требовали предоставить им больше карет. Пришедшая 15 июля почта заметно ускорила ход дела: в письмах из Москвы сообщалось о «воровстве бунтовщиков стрельцов».[172] Петру пришлось отменить свое намерение ехать в Венецию, а Посольству не имело смысла продолжать путешествие без него. 18 июля состоялась аудиенция, а на следующий день Петр в сопровождении Лефорта и Головина отбыл в Москву, оставив П. Возницына в Вене для ведения переговоров.[173]

По дороге пришли известия о том, что бунт подавлен, поэтому царь и его свита получили возможность остановиться в Речи Посполитой. В Раве произошла знаменитая встреча Петра с Августом II. «Не могу вам описать, – пишет Пьер Лефорт, – какими объятиями обменялись эти два государя».[174] Франц Лефорт был переводчиком, а сама встреча, как известно, стала основой для будущего союза против Швеции.

Итак, Посольство завершилось. С точки зрения официальной, оно не имело значительных успехов. Но официальная миссия Посольства и не была его целью. Все, что осталось за рамками Статейного списка или лишь кратко упоминается в нем, было той реальной деятельностью, которая имела для России огромные последствия. Можно сказать, что поездка сильно изменила царя, дала ему импульс для преобразований. Какую роль сыграл в этом Лефорт? Во-первых, он уговорил Петра решиться на само предприятие. Во-вторых, он возглавил Посольство, выполнял все необходимые функции для того, чтобы, сохраняя инкогнито царя, дать ему возможность, не привлекая к себе внимания, заниматься тем, чем он считал нужным. В особых случаях Лефорт делал все, чтобы организовать встречи Петра с другими монархами: Вильгельмом, Леопольдом, Августом – и был единственным свидетелем их бесед. Конечно, Лефорт был не столько послом, функционирующим по традициям Посольского приказа, сколько «гидом» Петра по Европе. Не случайно он страдал в отсутствие царя и выделял себя из триумвирата послов тем, что «их забота не идет дальше их трех глаз, а их ответственность не простирается выше, чем за точное и возможное осуществление посольских дел», его ж ответственность простирается «гораздо выше, а именно, как бы то великое, что ему доверено… как бы его благополучно доставить».[175] Так Лефорт сам сформулировал свои собственные задачи в Посольстве. Он справился с ними – помог Петру увидеть своими глазами жизнь европейских государств, чтобы тот своим примером возбудил подданных к переменам. А кроме того, европеец Лефорт, будучи высоким официальным лицом, представлял Россию при многих дворах, создавая о ней новое впечатление.

25 августа 1698 года Великое посольство возвратилось в Москву. В Немецкой слободе первого посла и новгородского наместника ждал новый дворец, который был построен в его отсутствие. Постройкой руководил каменных дел мастер Д. Аксамитов, который в письмах сообщал Лефорту о ходе строительства. В 1698 году Аксамитов писал: «Изволит государь ведать про палатное строение и палаты все под подволоки и под кровли готовы все в отделке… А кровли еще не подряжены… А о большой палате изволь, государь Франц Яковлевич, писать к Москве: левкашить ее или тесом стены убивать».[176] Лефорт, по каким-то причинам, не спешил с ответом. Элизабет Лефорт, наблюдавшая за строительством, в своих письмах напоминала ему о том, что нужно обратить внимание на свое будущее жилище: «Я писала Вам множество раз, что архитектор подготовил его, и ему теперь нечего делать, осталось лишь покрытие, но он не знает, какое Вы хотите – деревянное или железное. Вы не сделали еще ничего, чтобы ответить ему.

Он хотел покрыть его деревом сейчас, но не может без Вашего желания».[177] Более мелкие вопросы она решала сама и делала заказы находившемуся за границей Лефорту: «Стекла для окон надо будет привезти из-за границы; здесь нет хороших».[178] Для себя она добилась постройки маленькой часовни рядом с комнатой.[179]

Дворец был действительно невиданным до этого сооружением, предвосхищавшим архитектуру будущего Петербурга. Здание его сохранилось (здесь размещается Военно-исторический архив), но в значительно измененном виде: после смерти Лефорта он неоднократно перестраивался. Первоначальный объем дворца представлял собой корпус, обращенный к Яузе и состоящий из трех квадратов на сводчатых подклетах. Высокие кровли и теремки, характерные для русской архитектуры, подчеркивали членение композиции, но она уже отличалась четким геометризмом и симметрией.[180]

В конце XVII века дворец стал не только местом средоточения нарождающейся в Москве светской жизни, но и центром дипломатической и политической жизни страны. О его значении говорит тот факт, что вслед за ним на Яузе возник целый ряд новых дворцово-парковых ансамблей, которые долгое время делали этот район наиболее престижным в Москве и определили развитие прилегающих территорий.

Дворец поражал не только москвичей, но даже европейцев. Секретарь австрийского посольства Иоганн Корб писал о нем как о великолепном здании, отличавшемся «царской пышностью».[181] Другой иностранец, певец Филиппо Балатри, был не просто поражен, а растроган. «Мне казалось, – писал он в своих записках, – что Слобода – сестра Флоренции, что я опять на родине».[182] Сам Лефорт очень гордился своим новым жилищем, центральное место в котором занимал зал для приемов: «Прежде всего упомяну о большой зале, по отзывам многих, превосходно меблированной. Другие четыре комнаты убраны не менее прекрасно, но в разном виде: одна из них оклеена позолоченною кожею и снабжена дорогими шкапами, во второй помещены весьма редкие китайские изделия, третья обита шелковою тканью, и в ней кровать в три локтя вышины… четвертая увешана, по желанию царского величества, сверху донизу морскими картинами и убрана, начиная с потолка, моделями галер и кораблей. Есть еще четыре комнаты, из которых четыре ждут своего богатого убранства».[183] Несмотря на то, что дворец был построен и обставлен в отсутствие хозяина, все было в его вкусе, и он остался доволен. Доволен был и истинный вдохновитель строительства дворца – Петр, для которого была специально устроена так называемая «белая палата» – комната, обтянутая целиком белой материей. Ее украшали модели кораблей и географические карты.