Я встал из-за стола.

— Вернусь через пару дней.

Когда я вышел, Юджин достал колоду карт и начал их тасовать. Его взгляд блуждал по таверне в поисках потенциального партнера для партии в покер.

Отлично! Невзирая на все протесты, Юджин меня не бросит — по крайней мере если ему это ничего не будет стоить.

Таксист не спешил. Дорога из афинского аэропорта была забита, воздух оглашали какофония сирен, скрип тормозов и рев моторов. Шум и неразбериха стояли потрясающие. Мне страшно хотелось курить, но надпись на приборной доске, сделанная большими красными буквами, по-английски и по-гречески, предупреждала: «НЕ КУРИТЬ». И потому я откинулся на спинку сиденья и прислушался к тому, что бормотал на ломаном английском таксист. Греки в большинстве случаев очень любят поболтать, а у этого вдобавок был слушатель, которому некуда деться, так что таксист не умолкал.

Пока мы медленно пробирались сквозь пробки на главных перекрестках (причем таксист то грозил кулаком водителям, то драматически жестикулировал, подчеркивая основные моменты своей речи), я узнал, что он за рулем уже пять лет. А до того, конечно, был моряком. Таксист также поведал мне, что его брат живет в Калифорнии. В конце концов, разве Америка — не страна неограниченных возможностей? Его сын служит в греческой армии, а жена — ворчливая стерва. Прислушиваясь к смеси греческих и английских слов, я с трудом разобрал, что его политические взгляды прямо противоположны взглядам нынешнего правительства и потому у него проблемы с деньгами.

Таксист уже собирался завязать со мной беседу о Кубке мира по футболу, когда мы свернули с Сингроу-авеню на широкий бульвар Константина. С меня довольно. В самом разгаре утра я сидел в крошечном такси, где воздух был спертым и жарким, как в духовке. Краснолицый шофер вытер пот со лба и заорал на пешехода, который проскочил прямо перед ним, ловко увернувшись от удара бампером. Старая добрая игра «Господи помилуй».

Наконец, когда мы миновали прохладный зеленый парк, я заметил вдалеке высокое современное здание отеля «Хилтон». Таксист подъехал к нему, взглянул на счетчик и назвал сумму, которая оказалась слишком высока для того, чтобы отстегивать ему еще и чаевые. Я сунул греку деньги и захлопнул дверцу.

Войдя в прохладный вестибюль, я сразу же направился в бар и заказал благословенный джин с тоником. Я уселся на высокий табурет, и женщина, сидевшая поодаль, не стала терять времени. Она подошла и расположилась рядом. Крашеная блондинка, за сорок, дочерна загорелая, в дешевом красном платье (возможно, перекрашенном). Юджин назвал бы ее «грудастой», тогда как романтичный Джон Ролстон сказал бы «пышная». Мысли о Ролстоне по-прежнему отвлекали меня. Интересно, с чего лучше начать поиски?

Женщина без предупреждения наклонилась ко мне.

— Не найдется сигаретки? — спросила она и потянулась к моей пачке, а потом быстрым шепотом предложила отправиться с ней, но я не обратил на нее никакого внимания. Я достал деньги, расплатился за выпивку и предоставил женщине и дальше нести вахту в баре. В любом случае я не любитель бюстов большого размера.

Я поднялся в комнату и открыл ноутбук, чтобы поискать фамилии с помощью электронного афинского телефонного справочника. Просматривая список на букву «к», я нашел доктора Михаила Кристофиса. Он работал в клинике в Колонаки. Я немедленно позвонил туда. Автоответчик сообщил, что доктор Кристофис будет в офисе после пяти часов.

Примерно в половине пятого я пешком отправился на место. Район Колонаки находится неподалеку от «Хилтона». На улице было жарко и душно. От жары, выхлопных газов и шума у меня началась ужасная головная боль. Спустившись по авеню Королевы Софии, я добрался до Колонаки. По соседству с приемной доктора Кристофиса находилось несколько клиник, и я решил проверить их все в надежде обнаружить Ролстона.

Со второй попытки мне повезло. Девушка в регистратуре просмотрела файлы на компьютере и резким голосом приказала мне подняться на второй этаж. Я зашагал по лестнице, миновав усталую уборщицу со шваброй и ведром, полным мыльной грязной воды. Я знал, что второй этаж в Греции — это три пролета вверх.

Наверху оказались две сиделки. Младшая, в накрахмаленном чепце, уголки которого вздымались над ее черноволосой головой, словно крылышки, была всецело поглощена своим кофе. Другая, склонившись над ящиком стола, разбирала бумаги. Она высокомерно посмотрела на меня — седая женщина с суровым и мрачным лицом, изрезанным глубокими морщинами. Я решил, что она, должно быть, старшая сестра, избравшая своим предназначением контроль над жизнью и смертью.

— Чем могу вам помочь? — спросила она.

Младшая разглядывала меня огромными печальными глазами.

— Слушаю, — сказала она.

— Я ищу Джонатана Ролстона. Он здесь?

Она нахмурилась. Черные глаза практически скрылись в тени ресниц. Сиделка отставила чашку.

— Мистер Ролстон? Вы его родственник?

— Друг. Я знаю, он лечится у вас.

Старшая сестра внезапно повернулась, мрачное выражение ее лица смягчилось. Она заговорила очень тихо и властно, но в ее голосе слышался оттенок сочувствия.

— Мне очень жаль, мистер…

— Хенсон. Гарт Хенсон.

Она подошла ко мне.

— Понимаете ли, мистер Хенсон… Мистер Ролстон умер.

У меня внезапно заныл живот, как будто от удара. Несколько секунд я не мог говорить. Она грустно покачала головой:

— Его страдания окончены.

Я тут же опомнился.

— Отчего он умер?

Теперь сестра заговорила деловито и отчетливо:

— Я больше ничего не могу вам сказать. Если хотите знать точнее, поговорите с врачом, доктором Кристофисом. Он сделал все, что было в его силах.

Я вышел из больницы. От запаха антисептиков меня слегка мутило. Смерть Джона стала неожиданным ударом. Я чувствовал себя так, будто мое сердце сжали в тисках. Я думал, Джона положили в клинику вследствие психического расстройства, а не из-за продолжительной болезни. Что-то не сходилось, и единственное, что я мог сделать, — попытаться все выяснить у доктора Михаила Кристофиса.

Клиника доктора Кристофиса находилась в кирпичном, классической постройки, здании рядом с Колонаки-сквер.

Я позвонил и вошел в прохладный, облицованный мрамором вестибюль. Гигантская дубовая дверь с латунной ручкой в виде головы льва. Табличка с выгравированной по-гречески и по-английски надписью: «Михаил Кристофис, доктор медицины. Специалист по заболеваниям внутренних органов».

Было пять часов, в приемной сидели всего двое посетителей. Хорошенькая секретарша улыбнулась мне.

— Здравствуйте.

— Я пришел не на прием, — сказал я извиняющимся тоном. — Мне нужно поговорить с доктором Кристофисом. Это касается его пациента Джона Ролстона.