Хиргол, с лицом, ещё хранящим налёт зелени, стоял, вцепившись в поручни и с завистью смотрел на довольно улыбающегося Тнаммо и бесстрастного Альмрина, стоявшего рядом. Слуга ни на миг не выпускал Хиргола из поля зрения — хотя никогда прямо не смотрел в его сторону. В конце концов, юноша оторвался от поручней и побрёл к себе в каюту — успокаивать желудок. Тнаммо любил поговорить о разных деликатесах — и это могло стать последней каплей в его, Хиргола, незавидном состоянии.

А леденцы он всё равно есть не станет. Будь они хоть трижды лечебными. Первое и основное правило: никому нельзя доверять.

* * *

— …Сидит сейчас у Правителя, книги читает, — закончила Морни. — Что, по-прежнему не будешь вмешиваться?

Норруан оторвался от рассматривания крупного алмаза — в сокровищнице оказалось немало интересного — и повернулся к вороне.

— Не буду, — он осторожно положил увеличительное стекло на лоскут бархата. — Говорит, что рядом с Гостем ему ничего не страшно, и что моя магия там бессильна? Давай посмотрим…

Он пошевелил в воздухе пальцами; между ним и вороной повис небольшой сгусток молочно-белого тумана. В нём проявилась картинка: Гость сидел перед столом, заваленным историческими заметками, а Мондерел что-то объяснял ему. Морни прислушалась.

— …Тогда была снаряжена экспедиция, которая впервые обогнула южную оконечность материка и достигла Огненных островов. Там мы и…

Норруан лениво пошевелил пальцем в воздухе и туман рассеялся.

— Зачем же я старалась и выслеживала их? — голос у вороны был оскорблённым. — Раз ты и так мог всё узнать!?

— Во-первых, ни из чего не следует, что так будет вечно, — Норруан загнул один палец на руке. Лицо его было совершенно серьезным. — Наш Гость весьма талантлив. Правитель говорит о желаемом, как о действительном; а Гость ему пока что не верит. Именно потому я и смог их увидеть.

— Значит… — ворона вновь замолчала, искоса поглядывая на человека в чёрном.

— Значит, нам потребуется держать их в неведении относительно моих настоящих возможностей. Ты знаешь, что я могу стереть Иглу в порошок одним щелчком? — и Норруан стремительно повернулся в сторону ярко выделявшегося на горизонте силуэта, протянул к нему руку. — Знаешь?..

Вороне стало не по себе. Норруан не лгал: он действительно верил, что может это сделать.

— Тогда к чему всё это? — спросила она тихо. — Почему бы не покончить с этой историей раз и навсегда?

Норруан засмеялся и, погрозив Игле пальцем, громко хлопнул в ладоши.

Игла переломилась пополам и, бесшумно разваливаясь на части, легла поверх своего недавнего основания грудой обломков.

* * *

Ворона зажмурилась. Ей слышалось странное: то ли пронзительный деревянный скрип, то ли мерное приглушённое постукивание, с примесью едва различимого колокольного звона — а может быть, смесь совершенно иных звуков, для которой просто не существовало нужных слов. Всё это смешалось с сухим шелестом, доносившимся откуда-то сверху.

Ледяным холодом обожгло спину. Ворона открыла глаза и увидела, как рушатся горы и падают деревья, как океан превращается в грязную пустыню и небо становится мертвенно-серым.

После неуловимого мгновения всё вернулось назад. Стремительно и в обратном порядке.

Ворона увидела, как сам собой воздвигается шпиль Иглы, и как прежняя спокойная погода устанавливается над замком Моррон.

— Вот так, — Норруан усмехнулся. — Запомнила?

Ворона кивнула. Ей было нехорошо. Непонятно, правда, отчего.

— Поняла, что случилось?

— Нет,

— призналась Морни.

— Я тоже, — Норруан вздохнул. — Сколько раз уже я пытался решить свою задачу вот так, одним движением.

— И всякий раз всё возвращалось? Норруан хмуро кивнул.

— Почему же… — ворона оглянулась, — почему же никто этого не замечал?

Норруан как-то странно посмотрел на неё.

— Вот это мне как раз и интересно. Коль скоро ты всё видела и всё помнишь… может, оттого, что была поблизости от меня?

Долгое время они молчали.

— Ну ладно, — Норруан потянулся и распахнул окно, впуская внутрь поток свежего воздуха. — Пойду-ка прогуляюсь.

— Я свободна?

— Разумеется, — Норруан широко улыбнулся. — Наши друзья никуда не торопятся — не будем торопиться и мы. Если хочешь, пойдём со мной.

Морни, подумав, взлетела Норруану на плечо, и вскоре они выходили из внушительных главных ворот замка. Те сами собой захлопнулись за их спинами; со скрежетом поднялся разводной мост. Замок вновь стал неприступным.

* * *

Науэр вздрогнул, когда голос Мондерела неожиданно прервался грохотом и треском — таким, словно вокруг рушилось всё мироздание. Он увидел обступившую его черноту, в которой вяло вращались спиральные сгустки разноцветных искорок и неожиданно понял, что умирает.

Но мир тут же вернулся в норму и голос Мондерела продолжался, словно ни в чём не бывало. Науэр украдкой стёр со лба холодный пот и долго не мог справиться с дрожью в коленках.

* * *

Унэну показалось, что кто-то окликает его… но потом он решил, что ему показалось.

Голос, померещившийся ему, вроде был отдалённо знакомым… нет, я действительно переутомился, решил монах несколько часов спустя, когда очередные занятия завершились, и можно было вернуться в кабинет.

Там он и застал двух малолетних разбойниц. Они сидели за столом и увлечённо листали книгу. Ту, открыть которую Унэн был не в состоянии. От изумления настоятель потерял дар речи. Хвала богам, ненадолго.

— Кто вас впустил? — крикнул он так, что девчонки уронили книгу и закрыли лица ладонями. Монах кинулся к ним и поднял книгу с пола. Приоткрыл её — никаких помех! Даже закладка была там же, где он оставил её.

— Кто вас впустил, я спрашиваю? — спросил он уже более миролюбиво.

— Дверь не была заперта, — объяснила, наконец, Энхора. Ещё одно различие, подумал Унэн. Энхора чаще признаётся в содеянном первой.

— А кто вас просил брать книгу? Близнецы только засмеялись. С виноватым видом, но это ровным счётом ничего не означало.

— Ну ладно, — монах вздохнул и уселся перед ними прямо на пол. — Через неделю у вас, негодные, начнутся каникулы. Если бы вы знали, с каким удовольствием я от вас отдохну!

— Не отдохнёшь, — Ильвена потянула его за рукав. — Ты сразу же начнёшь по нам скучать. Как всегда.

— Угадали, — монах положил книгу на стол и хлопнул по ней ладонью. — Но это больше не трогать. Дайте слово, что не будете прикасаться к ней без моего разрешения. Это очень опасно.

Взгляд монаха не смягчался, и честное слово пришлось всё-таки дать. От огорчения на глазах у обеих выступили слезы. Впрочем, они были мастерицы изображать какие угодно чувства. Унэн это прекрасно знал.