– Так вы к ним могли бы домой съездить. А вдруг что-нибудь случилось?

– Не пугай, Аркаша, я и сама боюсь, не знаю, что и думать. Слушай, а как Алена вела себя эти три дня, пока меня не было? Никуда не отлучалась? Ты ничего странного не заметил? Прости меня Господи, старую сплетницу...

– Как сплетник молодой отвечаю. Наша секретарша была напряжена до последнего предела, по-моему. Как будто ждала чего-то. Гавкала на всех, и валерьянкой в приемной часто попахивало... Вы думаете, она его убила, а труп под столом прячет?

– Мне не до шуток, Аркаша...

Зазвонил телефон. Услышав в трубке Иннин голос, Маша вздохнула с облегчением:

– Инна! Ну наконец-то! Что случилось? Где Арсений? Мы тут не знаем, что и думать...

– А вы у своей молодой сучки спросите, что случилось! У бедной несчастной Аленушки! Она в курсе дел!

– Да объясни толком, Инна!

– Слушай, Мышь, я по телефону не могу. Я тут близко, сейчас подъеду, спустись, пожалуйста, вниз. В машине поговорим...

– Что это у меня за день такой, все на выход требуют? Ни дела, ни работы... Только сную туда-сюда. Суета сплошная! – тихо проговорила Маша, внимательно разглядывая в окно подъезжающие к стоянке машины.

Увидев блестящую Иннину иномарку, мудреного названия которой она никак не могла запомнить, Маша почти бегом бросилась вниз, чуть не сломав каблук на лестнице. С ходу заскочила в уже открытую Инной дверцу машины, повернулась к ней, нетерпеливо спросила:

– Что случилось-то?

– Погоди, давай отъедем, чего мы будем под окнами стоять!

Инна припарковалась в небольшом дворике соседнего дома, занесенном тополиным пухом. Молча сняла черные очки, развязала белый платочек. Волосы ее упали некрасивыми скомканными кудельками на плечи, глаза были красными, воспаленными, смотрели из запавших глазниц загнанно и испуганно.

– Мышь, я не знаю, что делать... Он уходит все-таки к этой Алене, не успели мы ничего придумать!

– А где он сейчас-то? – задала дурацкий вопрос Маша.

– Да дома, где... В понедельник встал утром, собрал вещи да и объявил мне, что уходит. А сам не смог... Постоял с чемоданом у порога, послушал, как я вою на весь дом, и не смог.

– Так, выходит, остался?

– Да не знаю я! Эта сучка звонила ему все время... Он поговорит с ней, и опять одевается, и опять стоит у дверей. Пытка какая-то!

– Ну а тебе-то что он объясняет?

– О-о-о... Он много чего объясняет! Он мне всю ночь напролет объяснял, как он ее любит, как жить без нее не может, какая она нежная и хрупкая как ребенок, да как нуждается в его защите... А меня ему, видишь ли, жалко! Как тот чемодан без ручки, помнишь, как в анекдоте? Я ему объясняю, что его как лоха на нежность да хрупкость развели, а он психует!

– И что, уже четвертый день вы так объясняетесь? – не поверила Маша.

– Да нет, это все в первый день было... А потом он просто запил. Отключил все телефоны и пьет. Выспится и опять напивается, поспит – и опять... Когда это все кончится, я так больше не могу! – Инна заплакала, вытирая бледное сухое лицо дрожащими пальцами с облезшим маникюром, продолжая причитать: – Я так устала за эти дни, Мышь, ты не представляешь! Это такая пытка! И проклятый собранный чемодан в прихожей стоит, и Арсений ни туда и ни сюда, и никак... Ты знаешь, никогда не думала, что именно со мной может случиться что-то подобное. С другими – да, это понятно, а со мной – нет... Я ведь и тебе не до конца поверила, когда ты мне про эту Алену рассказала. Как же – не может глупая малолетка у меня мужа увести! А малолетка вцепилась как клещ – не отодрать! Видишь ли, она ему три дня дала на решение проблемы. Да еще и условие поставила: или он к ней уходит, или она рвет все отношения...

– Так три-то дня прошло...

– Ну и что? Она что, с работы уволилась? Исчезла?

– Нет, сидит...

– Мышь, я, собственно, чего приехала-то... – все еще всхлипывая, но уже переходя на деловой тон, заговорила Инна. – Ты поговори с ним!

– О чем я с ним должна поговорить? – опешила Маша.

– Ну понимаешь, он не от меня, а от других должен услышать правду! Ты ему объясни, что эта Алена его просто использует и никакой любви здесь и близко не стояло! Мне-то он не верит, конечно, я же, так сказать, лицо заинтересованное! А тебе поверит! Ты ж всегда для него авторитетом была, истиной в последней инстанции... Вы ж все время шептались подолгу, ты сумеешь его убедить, я знаю!

– Да когда это было, Инна! Он в последнее время закрыт так, что и не достучаться!

– Мышечка, я прошу тебя! Пожалуйста! Я очень тебя прошу!

– Ну хорошо, Инна, я попробую. Только что я ему скажу? Не бросай Инну? Не уходи к Алене? Бред какой-то...

– Давай так поступим... – решительно заговорила Инна, надевая на голову свой белый платочек и сосредоточенно завязывая его концы сзади на шее. – Ты сейчас берешь какие-нибудь бумаги, которые требуют его якобы срочной подписи, и я везу тебя к нему. Зайдешь, сама оценишь все, поговоришь... А я вечером приеду и как будто тебя впервые за эти дни вижу... Ладно? А потом я тебя домой отвезу!

– Хорошо, поехали, – окончательно сдалась Маша. – Тем более что бумаг на подпись и правда накопилось порядочно...

Она долго и упорно нажимала на кнопку звонка, прислушиваясь к тишине за дверью квартиры Ларионовых, от волнения с силой прижимая к груди тоненькую зеленую папочку с документами. Сердце само собой заколотилось и ухнуло в пятки от звука шаркающих по длинному коридору ларионовской квартиры шагов Арсения. Он долго шевелил рычажками не желающего открываться сложного замка, чертыхался злобно и тихо. Наконец дверь открылась, и Маша интуитивно отступила на шаг назад, вцепившись, как в щит, обеими руками в свою зеленую папочку. Таким Арсения она никогда не видела...

Он стоял перед ней босой, в небрежно запахнутом старом махровом халате, лохматый и злой. Трехдневная щетина на серых отечных щеках напрочь обезобразила его всегда холеное лицо, в глазах стояла мука злого и тяжелого похмелья. Он долго смотрел на Машу исподлобья, будто не узнавая, потом, слегка покачнувшись, резко развернулся и медленно пошел по длинному коридору в сторону кухни. Маша нерешительно вошла в прихожую, захлопнув за собой дверь. Минуту растерянно смотрела на мудреный замок, не зная, как к нему подступиться, не решаясь позвать Арсения. Наконец просто накинула цепочку и на цыпочках прошла на кухню.

Арсений сидел, откинувшись на спинку мягкого кожаного диванчика, сложив скрещенные голые ноги на придвинутом стуле. Наткнувшись взглядом на испуганное Машино лицо, неуклюже наклонился, приподняв упавшую полу халата. «Господи, да он пьян совсем, – догадалась Маша, вглядевшись в мутную голубизну его глаз. – Как я с ним говорить-то буду? Надо было отказаться! Тоже мне, прилетел голубь мира семью спасать...»

– Садись, чего стоишь? – сердито приказал Арсений. – Водку пить будешь?