Прикрепил снегоступы ей и себе к обувке, и на этом привал закончился. Беата сразу почувствовала облегчение — при ходьбе она уже не проваливалась в снег.

— Нам надо как можно дальше зайти в лес на случай погони, но думаю, нас не скоро хватятся — у них и без нас полно забот, — хмуро сказал Василий, когда через час Беата вновь попросилась отдохнуть.

На ночевку остановились, когда уже совсем не было сил. Мороз все крепчал, и разгоряченная после ходьбы Беата стала замерзать. Их окружали густые ели в зимнем наряде. Василий развел костер, но тепло ощущалось, только если к нему придвинуться вплотную. Он соорудил возле костра лежанку из еловых ветвей на высоту локтя, сбросил с себя тулуп, а потом разделся догола. Беата с ужасом смотрела на это безумие, но он подошел к ней и стал и ее раздевать.

— Небо ясное, звезды высыпали — мороз будет крепчать до самого утра. Чтобы нам не замерзнуть насмерть — раздевайся. Будем греть друг друга теплом своих тел, — объяснил Василий.

Он уложил свою одежду на лежанку, на нее — обнаженную Беату, а сам лег рядом и, укрывшись оставшимися вещами, тесно к ней прижался. К удивлению Беаты, она вскоре согрелась и почувствовала необычайную нежность к лежащему рядом мужчине, крепко сжимавшего ее в своих объятиях, грея жаром своего тела.

«Мы теперь единое целое», — подумала она, засыпая. Ей было совсем не страшно в заснеженном лесу, и даже предстоящий долгий путь ее перестал пугать.

Реферат Димы на тему «Киев под владычеством великих князей литовских. XV век» преподавательнице Надежде Ильиничне очень понравился, она его отметила как лучший на курсе и предложила Диме написать статью в университетский журнал. Особо отметила, что, описывая средневековый Киев, он верно отразил динамику основных событий того времени — противостояние польского короля Казимира IV и великого князя московского Иоанна III. Похвала и предложение привели Диму в неописуемый восторг, в его речах все чаще стало звучать слово «аспирантура», и он, не откладывая, засел за написание статьи, совершенно лишив внимания Иру. Она вытерпела один вечер игнорирования себя, а утром, перед парами, озвучила свое желание отправиться после занятий в институте в гости к Машке, от чего обычно мягкий и уступчивый Дима резко, категорически отказался.

Свободолюбивая Ира на этот раз не выдержала.

«Я распинаюсь ради этого урода, во всем ему угождаю, как дура следую каким-то правилам, которые придумала его мамаша, и ради чего? Разве мало на белом свете хороших парней? Что я зациклилась на этом? Он еще будет мне указывать, что мне делать, а что не делать! Я и так выдержала достаточно этой постной жизни, но с меня хватит!» — эти мысли пронеслись в голове у Иры со скоростью света, и даже еще не вникнув полностью в их смысл, она приняла решение.

Пока ничего не подозревающий Дима работал на компьютере, готовя очередной материал, который он сдирал из разных чужих статей, Ира бросала в чемодан свои вещи. Их почему-то оказалось значительно больше, чем было, когда она перешла жить в эту квартиру, и пришлось использовать дополнительно пакеты.

Рассматривая внушительную кучу вещей, которые ей предстояло тащить, она почувствовала, что уже не так уверена в правильности своего поступка.

«Что я скажу своим родителям?» Она вспомнила, с каким скандалом уходила из дому, не слушая советов, проигнорировав мамино прозорливое утверждение «хочешь идти — иди, но я знаю, что не пройдет и месяца, как ты вернешься домой. У тебя такой характер, что никто с тобой не уживется, если он не ангел, который может все прощать».

— Не понял — что это ты учудила, Ируся? — Ира не заметила, как в комнату вошел Дима и с недоумением уставился на ее вещи.

— Ухожу я, Димчик, — чуть жалобным голосом начала Ира. — Тебе учеба дороже всего на свете, дороже меня. Видно, я мешаю тебе, стала обузой. Ты как уткнешься в компьютер, так меня и не замечаешь. А ведь я живая душа — мне общение необходимо!

— Ирка, не валяй дурака. Ты же знаешь — я от тебя без ума! Давай, распаковывай вещи!

— Нет, поздно, Димчик. Ты не оценил мои усилия, когда я, как дура, выполняла дурацкие указания твоей мамаши.

— Ира, только мою маму не трогай! Сами между собой разберемся!

— А почему не трогай?! Даже очень и очень трону. — И Ира выплеснула все, что накопилось в ее душе за то время, когда она должна была показывать себя паинькой.

Дима вначале пытался ее успокоить, но она все более входила в раж и била по самым больным местам. Он стал огрызаться, а потом и сам сорвался в крик. Такой поворот Ире понравился, тем более что она словом владела гораздо лучше Димы, который всегда проигрывал ей в словесной дуэли. Осознавая свое превосходство, Ира буквально убивала его морально, конечно, не забыв ни его маму, ни папу.

Ощущая свое бессилие перед ней, Дима схватил чемодан, стремительно пронесся в коридор, открыл дверь и выставил чемодан на лестничную площадку. Через мгновение за ним последовали и другие вещи. Ира опомнилась и попыталась заключить мировую, но тут уже в Диму вселился бес: не внемля словам, он вытолкал ее на площадку, мгновенно захлопнув дверь.

Ира нажала на кнопку звонка, звонила долго и настойчиво, но Дима затих, словно испарился из квартиры. Зато приоткрылась дверь соседки-пенсионерки, живущей напротив, — Олимпиады Семеновны, мимо которой никакое событие в доме не могло пройти. Она вышла, одетая в цветастый засаленный халат, хищно блестя линзами очков на круглом лице. Жидкий пучок волос на макушке придавал ей сходство с только что вырванной с грядки редиской. А чуть далее, за другой дверью, послышалась возня — готовился новый «десант» на площадку в предвкушении приближающегося скандала.

— Чего уставилась? Глазенки из орбит вылезут! — распереживалась о соседке Ира, но та тоже оказалась не немой и ко всему вспомнила про милицию. Ира поняла, что еще немного — и окажется в центре внимания жильцов площадки, а возможно, и всего подъезда.

Послав словесную очередь в соседку, Ира поспешила вызвать лифт, так как жертва исчезла за дверью, решив осуществить угрозу с милицией.

Выйдя на улицу, Ира стала ловить такси, из ее рук то и дело выпадали пакеты, а когда у одного из них оборвались ручки и нижнее белье вывалилось на грязный асфальт, Ира заплакала, со злостью засунула все обратно в пакет, ища глазами ближайшую урну, чтобы выбросить, но тут перед ней остановилась серая «хонда».

— Мне на Троещину, — крикнула Ира в затонированное стекло, медленно ползущее вниз.

— Почти по пути — мне на Петровку, — донеслось из автомобиля сквозь негромкую электронную музыку в стиле house music.

«Недурно», — подумала Ира, но лица водителя не смогла рассмотреть. Голос — приятный баритон — явно принадлежал человеку, уверенному в себе.

— Я заплачу!

— Разве уже наступил коммунизм и подвозят без оплаты?

— Мне некогда болтать — за двадцатку везете меня на Троещину, на улицу Сабурова, или нет?