Часов в шесть утра почти весь полк уже был на месте. Кто захватил место на скамейках – курил уже по второй сигарете. Кто поместился в восьмигранник – быстро докуривал и бросал в бочку окурки, выбирался из тесноты, уступая место другим.

– Эх, далековато построили, надо было поближе к метеостанции, оттуда от всех служб быстрее дойти можно, – со скрытой гордостью приговаривал Борисыч.

– Да ладно, там ещё одну построим, даже лучше, – успокаивал его Федюня, тревожно прислушиваясь к возможным критическим высказываниям солдат.

Но все были довольны. Командир даже пообещал подумать о награде для строителей.

На взлётке в это время готовили к боевому применению вертолёты. Технари заныривали внутрь бортов, проверяли узлы и агрегаты, где-то уже начинали почихивать двигатели. Прапорщик Мерзликин сидел в кабине «Ми-8», удивляясь тому, что в противообморозительной системе не оказалась спирта, и размышлял: подать рапорт на начальника склада или решить дело полюбовно. Вроде того, что взять посудину, налить в неё «массандры» и как бы заправить систему. Идея понравилась, и Мерзликин нажал на кнопку пуска реактивных снарядов, мгновенно трезвея от ужаса: предохранитель не был опущен….

Солдаты брели на завтрак, с неохотой покинув курилку, изредка оглядываясь на неё и мечтая о том, что после еды просто необходимо покурить.

Федюня развивал идеи по благоустройству территории курилки, убеждал Борисыча разработать проект озеленения «очага культуры», начав, конечно же, с рытья арыка, а то ничего не вырастет. Борисыч только хотел возразить другу, что курилку почти год собирались строить, а уж арык… но не успел. С взлётки за спиной раздался этакий характерный звук: «Шшшшухххххх…».

От камуфлированной «вертушки» волнообразно летел снаряд, оставляя за собой белый след….

Он влетел в курилку, разнеся её на безобразные, оплавленные куски дюраля.

Протрезвевший было, но тут же совершенно опьяневший от страха Мерзликин шёл к полковнику на макаронных ногах, шепча белыми губами оправдания.

Месяца через два, уже осенью, когда самолёт, доставлявший солдатское довольствие, был сбит на посадке, Федюня курил газетные самокрутки, зорко оглядывая территорию, не завалялся ли где бычок, и говорил Борисычу, занятому таким же делом:

– Хорошо хоть курилки нет, где бы мы курево добывали.… Там же как: окурков в бочку набросали, наплевали, кто их потом курить-то будет?!

Проверка…. Это слово повергло весь полк в хаотичную деятельность. Ещё бы, из самого ТуркВО понаедут генералы, будут шерстить и строить, соваться всюду, порядок наводить и «гривы сшибать» всем подряд, от комполка до самого зачуханного солдата, вечно сопливого Алимки Теймуразова.

Худо-бедно, привели в порядок прилегающие к самой взлётке пески, этими же самыми пыльными песками засыпали остатки взорванной курилки, под страхом губы вминали окурки в землю и затаптывали. Мало этого было для приёма комиссии! Крайне мало. Ну что тут покажешь?! Выгоревшие палатки, плац, в своё время укатанный минным тралом и залитый водой. Что-то вроде катка получается. Только солнце спекает подготовленную поверхность до твёрдости бетона. Даже взлётки для самолётов кое-где в Афгане так строили! Правда, на этом плацу редки были построения всего личного состава. Даже перед рейдами строился полк вдоль палаток.

Замполит маялся, места себе не находил. С кого ж спрашивать будут за политическую подготовку личного состава, как не с него?

– Вот же, твою мать! – матерился майор, беспомощно размышляя, чем-таки удивить комиссию, морщился и уходил в столовую, где солдаты битым стеклом обдирали до сахарного блеска столы и скамейки.

У входа в палатку пищеблока столкнулся с командиром. Полюбовались заблиставшими предметами быта, покурили, поскребли в затылках.

– Слушай, Семёныч, – задумался полковник, – ты бы какие-нибудь стенды сделал, что ли.… Там для постройки ДОСов[1]фанера есть, возьми, сколько надо, и напишите что-нибудь….

– Есть! – возликовал майор и заспешил к складам, сожалея на ходу, что не дошла до него такая простая мысль. Забыл всё к чёртовой матери с этой войной!

Рисовались майору какие-то яркие плакаты с лозунгами, выписками из уставов, суворовскими поучениями и маршрутом славного боевого пути полка. Сам себя одёргивал замполит, когда ж это успеешь, если до проверки три дня осталось.

– Ничего, ничего, – не давал поглотить подступающей тоске радость находки. – Художников со всего полка соберу, сутками рисовать будут. Пусть в полку сидят, в рейд не пущу! – соображал майор, указывая солдатам и начальнику склада, какие листы фанеры вытаскивать и как их резать.

… Увы! Художников в полку не нашлось.… Маляры, плотники – это пожалуйста! С нашим глубоким уважением! А вот рисовать – НИ-КО-ГО! Отчаялся замполит, затосковал больше прежнего. Но времени нет. Решил сам рисовать. По квадратикам. Достал учебники «Два мира – две системы», «Боевая и политическая подготовка солдат» и прочие и стал расчерчивать понравившиеся рисунки….

Федюня с Борисычем грунтовали фанеру. В водоэмульсионную краску добавляли гуашь, размешивали тщательно и старательно покрывали равномерным слоем будущий шедевр армейского искусства. Потом расчертили простым карандашом увеличенные квадраты в тех местах, где замполит собирался живописать. Двое суток с короткими перерывами на сон и еду друзья набивали через целлулоидный трафарет тексты густой гуашью, вытирали и подкрашивали грунтовкой те места, где поролоновый тампон выходил за края трафарета, выверяли оттиснутое с оригиналом – чтобы, не дай бог, ошибки не случилось.

М-да-аа-аа.… Чудо, а не планшеты получились! Весь полк к ним как на экскурсию ходил, когда выставили их вдоль палаток на просушку. Федюня с Борисычем ревниво охраняли дело рук своих, никого не подпускали ближе чем на три метра, запылят ещё, а то и руками залапают.

Командир полка пообещал подумать об отпусках для солдат и награде для замполита. Подождите, пока проверка пройдёт.

В ночь перед днём прилёта генералов майор распорядился занести планшеты в палатку, выселили из неё всю роту на улицу, а охранять наглядную агитацию остались всё те же Федюня и Борисыч. Замполит из своих запасов выделил пару банок тушёнки и итальянского томатного сока, перчёного и подсоленного, который можно было купить только в «Берёзке». Заслужили бойцы, что уж тут сказать!

На плацу красили нитрокраской рамы, чтобы раненько утречком выставить планшеты по всему периметру.

Борисыч улёгся на койку и задремал. Федюня сидел у буржуйки, вглядываясь в мерцающие силуэты кривобоких солдат, косоватых самолётов и танков, изображённых неумелой рукой замполита. Любовался! Думал даже, не податься ли после службы в художественное училище…. Потянулся Федюня, зевнул громко и забросил тушёнку в угли буржуйки, чтобы разогреть свинину, а в баночке она до кипения доводится, аж прижаривается к стенкам. А с томатиком! Чудо!