— Но живьем она кита еще не видела. То есть прямо в море, понимаете? И однажды я арендовал яхту и взял Розали с собой в море. Мы целый день провели в поисках китов, она все молилась, чтобы киты появились. Это был прекрасный день.

— Вы увидели китов? — поинтересовалась я.

— Нет, в тот день не видели.

— И тогда вы вышли в море еще раз?

— Да. Я продал свою лучшую удочку хозяину яхты, потому что был беден как блоха, и мы еще раз вышли в море. Весь день мы искали китов…

— И Розали молилась, чтобы они появились…

— Совершенно верно. И именно тогда, когда мы повернули к берегу… О, это было великолепное зрелище! Жемчужно-серый кит медленно поднялся над водой… И Розали, о Розали! Ее рот превратился в большую букву «О», она распахнула свои ясные глаза и смотрела на красавца кита, пока он не пропал из виду. — Дядя Док протяжно вздохнул.

— А что стало с Розали?

— Она вышла замуж за другого.

Дядя Док отряхнул брюки, словно отметая воспоминания, и выпрямился.

Коди вскочил, распахнул объятия и крикнул в небо:

— Розали, о Розали!

Дядя Док тряхнул головой и скрылся под палубой. Брайан посмотрел, как я любуюсь китами, и изрек:

— Софи — Китовая Девчонка.

— А тебе неинтересно, что происходит вокруг? Разве ты не считаешь, что киты просто замечательные? — возмутилась я.

— Ну-у, э-э, — протянул Брайан.

— Они ведь интереснее, чем книги и карты, правда? — настаивала я.

— Э-э-э… — повторил Брайан, но все-таки подошел к нам и постоял, глядя на китов, и даже засмеялся однажды, когда детеныш с разгона неуклюже ударился о бок матери. Но тут Брайан смутился, поняв, что мы поймали его на том, что он радуется китам, и быстренько ретировался.

Сегодня снова к нам приплыли дельфины, они играли в волнах у самой яхты. Один из них выпрыгнул высоко из воды прямо перед носом «Странницы», словно крикнул нам: «Смотрите, вот я каков!»

Я любовалась дельфинихой с детенышем, которые двигались на удивление синхронно, как одно целое.

— Малыш — точная копия матери, только поменьше. Но такой же грациозный и быстрый, — вырвалось у Брайана.

— Брайан, тебе тоже интересны дельфины? — удивилась я.

— Смотри, она словно обучает его игре! Как ты думаешь, почему они нам так доверяют? — продолжил Брайан.

Меня тоже преследовала мысль о том, что дельфины инстинктивно доверяют нам, мне даже захотелось плакать. Должно быть, естественнее было смеяться от радости, потому что животные приглашали нас присоединиться к ним, стать участниками игры. Они безмятежно и радостно играли, исследовали нас, скользили, выпрыгивали из воды и вертелись волчком. Не знаю, почему мне хотелось плакать. Я все думала: вон дельфины, а вот я. Они невесомы, беззаботны, хотят играть с нами, а я стою на палубе и, кажется, вешу целую тонну.

Дядя Мо принес этюдник и быстро, легко нарисовал прыгающих над волнами дельфинов.

— Своим любопытством и энергичностью они напоминают мне детство. Словно говорят: вот каким ты можешь быть. — Дядя Мо обернулся, словно вдруг обнаружил на палубе меня, Брайана и Коди, снова взглянул на набросок и пробормотал: — Или что-то вроде этого.

Я даже во сне говорю на радиокоде. Мы видели китов, дельфинов, маленькую черную птичку.

Хотел бы я стать птицей или дельфином. Плыть по морю или лететь по воздуху.

Софи привязалась к Пичужке, заботится и беспокоится о ней. Я сказал:

— Смотри, не стань такой, как дядя Стю.

— Я не такая! — ответила Софи.

Каждый раз, когда дельфины или киты окружают нашу яхту, Софи не может оторваться от этого зрелища. Потом она начинает фантазировать, откуда они приплыли, куда направляются и почему они остаются возле нас, может быть, все они — одна большая семья?

Брайан опять ляпнул не вовремя о сиротах. Во-первых, он все время называл Пичужку птичкой-сироткой, а позднее, когда мы все любовались дельфинами, Брайан завел разговор о том, как детеныш подражает матери.

— Интересно, что будет, если дельфиненок останется сиротой, — брякнул он. — Как и чему он выучится?

— Думаю, они достаточно умны и могут сообразить все сами. Да у них, похоже, нет другого выхода, — отозвалась Софи.

— И ты так поступала, всему училась сама?

Брайан порой невыносим.

— Смотрите! Смотрите на нее! Видели, как высоко она выпрыгнула из воды? — воскликнула Софи, а потом спустилась в каюту. Когда через несколько минут я спустился следом, Софи жонглировала пакетиками с кренделями. Она держится очень стойко.

— Покажи мне, как жонглировать четырьмя предметами, — тут же попросила она. — И еще научи, как можно «ненарочно» стукнуть кое-кого по башке и выбросить за борт.

Я догадался, что она говорит о Мистере Всезнайке, Браво-Ромео, Брайане.

Вечером она снова рассказала историю о Бомпи. Вот что мы услышали.

Когда Бомпи жил в деревне, неподалеку от его дома на реке была глубокая яма, где все купались. Река, изгибаясь, вымыла омут. С одной стороны омута высилась скала, там же торчали стволы деревьев, на них можно было взобраться, чтобы — плюх! — нырнуть в воду с высоты. Место было опасное, потому что в воде тоже скрывались камни и древесные стволы, часто незаметные сверху. Нырять было страшно, поэтому Бомпи строго-настрого запретили купаться в омуте.

Но однажды жарким-жарким днем Бомпи очень-очень сильно захотелось искупаться. Его так и тянуло прыгнуть в прохладную воду и плавать, пока кожа не покроется мурашками. И вот он пришел к омуту, забрался на один из камней и стал смотреть на прохладную воду, что манила снизу. О, как же было жарко! Жарко-жарко. А снизу от воды тянуло прохладой. И Бомпи нырнул.

Прикосновение холодной воды было так приятно, он опускался все ниже, ниже… как вдруг — бум! Он ударился головой обо что-то твердое — может, о камень? Или о дерево? И снова — бум! Он опять ударился о твердое. Бомпи уже погрузился довольно глубоко в холодную-холодную воду и — бум! Его голова уперлась в преграду.

Он принялся вертеться, переворачиваться и выкручиваться и ничего уже не видел в бурлящей ледяной воде. Наконец он кое-как вынырнул на поверхность, вскарабкался на берег и без сил распластался на земле, прислушиваясь к тому, как медленно утихает боль в сердце. Потом он побрел домой.

— И получил подзатыльник! — вскричал Брайан. — Правильно? Спорим, отец задал ему взбучку!

— Верно, — кивнула Софи. — А потом…