Ребята закивали головами, добавляя вполголоса, что почтовая компания просит по две с половиной сотни с человека за трехнедельный безостановочный перегон до Санта-Фе. Как, мол, насчет этого?

– Мы намерены проделать этот путь за три месяца, – отвечает Сьюзи. – Да и фрахт по десять центов за фунт поклажи – изрядно дороговат. Уж не говоря про полсотни долларов на каждого возницу и охранника, которые к тому же окажутся прожорливыми, как волки, если я что-нибудь понимаю в делах.

– Еще бы, мэм, – хмыкает полковник. – Голова у вас варит как надо, да и к тому же она еще и весьма прелестна, смею заметить. Но хорошие парни не стоят дешево, а, ребята?

Ребята клятвенно заверили, что так и есть: еще бы – хороший пастух способен сделать две сотни за неделю, не уходя на запад дальше Биг-Блю.

– Я не пастухов нанимаю, – отрезает Сьюзи. – Я щедро плачу надежным парням, способным постоять как за себя, так и за меня.

– И вы получите самых лучших, мэм! – с жаром восклицает полковник. – Однако мне по нраву ваш подход! Ваше здоровье, мистер Комбер! В самом деле: восемь сопровождающих с револьверной винтовкой и парой патентованных кольтов каждый – это сотня выстрелов без перезарядки! Целый полк не обеспечит лучшей защиты! Полк? Да что я говорю: трое из этих парней прошли Мексиканскую войну[43] вместе с Керни – закаленные ветераны, все до единого. Не так ли, ребята?

Ребята застучали себя в грудь: даже неизвестно, что стала бы делать армия, не будь у нее этой троицы. Я обронил, что огневая мощь впечатляет, и предложил перейти к обсуждению прочего снаряжения. Мне в глаза бросилась висящая на стене афиша:

Полковник посерьезнел и потребовал еще коблера.

– Индейцы последние десять лет жутко бесчинствовали, сэр, прям беда, – мрачно заявляет он. – В самом деле, эти краснокожие сукины дети… Ах, простите мой поганый язык, мэм! Впрочем, при таких многочисленных конвоях эмигрантов, движущихся на запад, я не вижу повода для беспокойства. Спасение в числе, не правда ли, мистер Комбер? К тому же племена сейчас ведут себя на редкость мирно, да, ребята?

Ребята и припомнить не могли такого спокойствия: вся дорога до Скалистых гор – что воскресная прогулка, все индейцы либо откочевали, либо занялись мирным хозяйством, либо передохли от холеры. (Последнее, кстати, было весьма близко к истине.)

Сьюзи поинтересовалась насчет проводника, напомнив полковнику, что просила самого лучшего. Наш хозяин хлопнул себя по коленке и просиял.

– Вот тут уж вы можете быть совершенно спокойны, мэм. В самом деле, не сойти мне с этого места!

И ребята одобрительно загудели, хотя их мнения еще никто и не спрашивал.

– Это мистер Уильямс? – говорит Сьюзи. – Мне в особенности советовали именно его.

– Ну, мэм, боюсь, что старина Билл еще нечасто спускается с гор в эти дни. – Ребята принялись наперебой уверять, что старина Билл сейчас ушел на запад с Фримонтом. – Боюсь, Фицпатрика с Бекуортом нам тоже на найти, но поверьте: вы о них и думать забудете, едва увидите того, кого я нанял! Он согласится встретиться с вами и принять командование, конечно.

Полковник кивнул ребятам, один из которых вышел на крыльцо и гаркнул: «Ричи!»

– Командование? – вскидывается Сьюзи. – Все необходимые команды будет отдавать мой муж! – Признаюсь, я вздрогнул. – Он ведет караван, и проводник будет получать свои деньги за то, что будет исполнять его приказы. Тоже мне, выдумали!

Оуэнс посмотрел на ребят, те посмотрели на Оуэнса, потом все вместе уставились на меня.

– Ну, знаете, мэм, – с сомнением протягивает полковник. – Без сомнения, мистер Комбер – человек больших способностей, но…

– Он офицер английского флота, – заявляет Сьюзи. – И вполне привычен командовать, не правда ли, любимый?

Я кивнул, но заметил, что руководство караваном – работа особая, и существует, вне всякого сомнения, множество людей, более подходящих для нее, нежели я. И это было святой правдой, помимо того, что у меня не имелось ни малейшего желания следить за охранниками или препираться с пьяными возницами в то время, как можно с комфортом прохлаждаться в расписанном вручную водонепроницаемом дилижансе. Видя мое сомнение, жена уставилась на меня круглыми глазами, интересуясь, неужели я соглашусь получать указания от какого-нибудь вшивого возчика? Я что-то замямлил в ответ, полковник тем временем потребовал еще коблера, а ребята тактично пялились в потолок. И тут в лавку входит – мне даже показалось, что вплывает, совершенно бесшумно – эдакое огородное пугало, которое Оуэнс представляет как нашего проводника, мистера Вуттона.

До меня донесся изумленный возглас Сьюзи. Да, он был вшивым, наверняка и не брился уже давненько, а костюм из замши выглядел так, будто его стянули с покойника и носили не снимая целый год. Да и вид у него, когда он стащил с головы шляпу и уставился в пол, тоже был не слишком уверенным. Когда полковник сообщил ему, что капитаном каравана буду я, проводник подумал немного, а потом говорит тихим, хрипловатым голосом:

– Жантельмену приходилось водить караваны?

– Нет, – отвечает полковник, и ребята переглянулись и закашлялись.

Этот урод поскреб затылок и спрашивает:

– Жантельмену приходилось бывать в индейской стране?

– Нет, – отвечают они.

Он молчал добрую минуту, по-прежнему не поднимая глаз, потом говорит:

– У жантельмена нету опыта?

Тут один из ребят рассмеялся, и я почувствовал, что Сьюзи вот-вот взорвется. Мне тоже надоело служить посмешищем для этих деревенщин. Видит Бог, у меня не было желания командовать ее караваном, но всему есть предел.

– У меня имеется кое-какой опыт, мистер Вуттон, – говорю я. – Мне приходилось быть начальником штаба армии – генерал-сержантом черномазого сброда Мадагаскара, но им это знать не обязательно. Я служил в Индии, Афганистане, на Борнео. Но у меня нет особого желания…

Тут Вуттон поднял нечесаную голову и посмотрел на меня. Слова застряли у меня в горле. Глаза у этого оборванного ничтожества светились синим огнем, а взгляд был уверенным и твердым. Потом он отвел взор. Я решил – Вуттона нельзя отпускать. Наша поездка может оказаться пикником в прериях, но от его присутствия хуже никому не будет.