Юноша коснулся гладкой костяной пластинки, которую всегда носил в кармане. Он плакал и не стыдился слез. Плакал не по одной Морригвэн – по ним всем.

Люди, немного расступившись, стояли неподвижно, смотрели, ждали. Ждали всю ночь – долгую и безоблачную, ждали весь следующий день и молились. Солнце взошло и согрело слабое тело старухи, но когда оно вновь ушло на запад, красный закат залил сумерки кровью, а с севера налетел ледяной ветер.

Карга подняла веки.

– Следую за солнцем. Ночью мне слишком холодно. – Она спокойно улыбнулась. – Я постаралась хорошо вас обучить. Сто пятнадцать лет я несла это знамя, – куда дольше, чем надо. Теперь Матерь зовет меня. Моя боль сильнее, чем вы можете себе представить. Я жажду покоя. Керидвэн, прости меня.

Она уронила руки, и последний свет жизни в ее слепых глазах потух.

Ущелье затянула ночь. Волчонок, казавшийся в темноте белым призраком, запрокинул голову и завыл. Его голос взлетел над стенами крепости, пронесся между скалами, полный скорби. Из далеких долин ему ответили родичи. Орел поднялся высоко в лиловое небо, описал круг, касаясь крылом угасающих лучей солнца, и улетел на запад следом за уходящим днем.

Керидвэн прильнула к телу старухи. Каспар, глотая слезы, положил ей руку на плечо, но женщина не замечала его.

– Ей предстоит пройти через страшные леса Иномирья, – негромко произнес Абеляр. – Да будет ее путь к блаженству Аннуина быстрым. Наверное, ей дадут коня, и она поскачет впереди всех душ, и те поклонятся ей, а телу ее вернется былая сила.

Трясущимися пальцами Каспар стиснул в кармане руну волка, вытер глаза. Теперь на нем лежит большая ответственность. Тело Морригвэн уже начало коченеть.

– Троица разрушена, – проговорила Брид, голое ее дрожал. – Я слаба, как никогда прежде. – Она провела рукой по изрезанному морщинами лбу Карги. – Морригвэн, ты нужна нам!

Потом вскинула голову и обернулась к югу, в сторону равнинной Бельбидии.

– Халь, где же ты?

Бельтайнские огни горели всю ночь. Женщины плакали. Бранвульф удалился к себе в залу, Трог поковылял следом. Вскоре пошел туда и Каспар, глядя в землю. За ним увязалась вперевалочку Рунка. Наклонившись, он почесал ей загривок, а та лизнула его ладонь.

Следующим утром люди, поселившиеся вокруг Тора, так и не разошлись. Большинство лежало, скорчившись, у костерков. Кое-кто молча стоял на коленях и молился. Только женщины Торра-Альты продолжали причитать.

Ветер раздувал дым от костров, и весь Тор окутался черным облаком, будто в его пещеры вернулись драконы былых времен. Постепенно паломники, растирая закоченевшие плечи, потянулись в крепость – оплакать мертвую. Морригвэн лежала в тисовой колыбели, ее седые и редкие волосы украсили венком из боярышника.

Цветы напомнили Каспару о Май. Несомненно, она возвратится, услышав о смерти жрицы. Да, конечно же, Май просто обязана отдать ей долг памяти. От надежды на сердце сделалось теплее. Сперва он стоял на стене, глядя, как бесконечная череда паломников подымается по спиральной тропе. Май не показалась. Тогда Каспар спустился вниз и пошел им навстречу, спрашивая, не видал ли кто кареглазую девушку-подростка с каштановыми волосами. Почти все качали головами. Порой кто-нибудь указывал на девиц, подходивших под описание. Но каждая оказывалась не той, кого он ждал.

Все утро Каспар провел в бесплодных поисках. К обеду он вернулся на барбакан – оттуда лучше было видно. Вскоре его внимание привлекла знакомая фигура: вверх по тропе бежал, радостно подпрыгивая, Папоротник.

– Спар! – весело вопил он, перекрикивая печальные песнопения плакальщиков, – Спар, я ее нашел!

Юноша чуть не кубарем скатился по лестнице, растолкал людей и рывком поднял Папоротника так, чтобы мордашка лёсика приходилась вровень с его лицом:

– Где?!

Рожки у Папоротника почти что исчезли, остались лишь мягкие шишечки, еле видимые среди курчавых волос. Но все равно в его огромных глазах, выступающем носе и коже песочного цвета оставалось много оленьего.

– В Ежевичной пуще, к востоку отсюда.

Как же Каспар сам об этом не подумал? Именно туда Май и могла отправиться. У восточных отрогов Желтых гор мало кто жил – только дикари да отшельники. Леса на их северных склонах росли густые, почти непроходимые: кабаны там почти не водились и кустарник не вытаптывали.

– Волки уходят из леса, она будет в безопасности. Зря я беспокоился, – рассказывал возбужденный Папоротник. – Конечно, она теперь взрослая, а уж красивая! – вся в мать. Она меня видела. На целый миг замерла и смотрела на меня.

Каспар медленно опустил его на землю, пытаясь не выдать разочарования. Лёсик говорил о своем детеныше, Петрушке. Об исчезновении Май он ведь и понятия не имел.

– Я рад за тебя, Папоротник. Правда.

Тот пустился в пляс, выбивая чечетку босыми пятками, до сих пор напоминавшими копытца:

– Главное, что с ней теперь ничего не случится. Как она на меня смотрела! Как смотрела! – Вдруг он перестал прыгать и уронил голову: – А потом, Спар, она убежала.

– Ты ведь стал похож на человека, – попробовал утешить его Каспар. – Она тебя принимает за хищника.

У Папоротника на глаза навернулись слезы. Он с отвращением оглядел свое тело:

– Знаю. Потому и пришел сюда. Не хотел, но в лесу больше жить не могу. Попробовал грызть побеги березы и бука – я их раньше очень любил. А теперь у них вкус такой… ну… деревянный. Представляешь?

Каспар полагал, что, вероятно, представляет.

– Есть хочется, Спар. А больше податься некуда. Лёсик уныло посмотрел на него.

– Тебе здесь рады, Папоротник. Конечно же, тебе здесь рады, – поспешил уверить его Каспар.

Однако лёсик уже не слушал, а разглядывал проходящих мимо людей.

– Большое стадо собралось, – заметил он, беспокойно прижимаясь поближе к юноше.

Тот пожал плечами и, подозвав солдата, приказал ему добыть для Папоротника какой-нибудь еды – только без мяса: зелени, фруктов и хлеба.

Вскоре солдат вернулся и принес, помимо того, что велели, большое плоское блюдо с коронным кушаньем поварихи. При виде всего этого роскошества глаза у Папоротника сделались еще больше, чем обычно. Он по очереди хватался то за хлеб, то за зелень, то за фрукты, но раз попробовав медовые пироги, больше ничего другого и видеть не хотел.

– Растолстеешь, – предупредил его Каспар.

Но малыш только блестел жадными глазками и быстро-быстро жевал набитым ртом.

Появление Папоротника отвлекло Каспара от поисков лишь ненадолго. Вскоре он вновь принялся расспрашивать людей, поднимавшихся по тропе, о Май. Лёсик поскакал следом. Желая угодить своему новому покровителю, он толкался среди плакальщиков и в промежутках между пирожками повторял вопросы Каспара. Многие ему улыбались, хотя кое-кто смотрел недовольно – воодушевление Папоротника едва ли гармонировало с общим печальным настроением. Вскоре Каспар потерял лёсика из виду и больше не вспоминал о нем. Он спросил очередных паломников – на сей раз это оказались скотоводы с восточного побережья Йотунна, – не встречалась ли им Май. Те на миг задумались, но потом покачали головами. Не встречалась.