Так называемые зеленые конверты изготовлялись из специального картона и имели размер 41 × 26 см. На лицевой стороне обозначался печатным шрифтом отправитель (вице-консул Ганс Дауфельт, генеральное консульство, Лозанна) и получатель (министерство иностранных дел, отдел курьерской связи). Особенности сгибов и структура материала делали невозможным тайное вскрытие такого конверта без его повреждения. Кроме того, на обратной стороне и на закрывающем клапане имелись два небольших отверстия в бумажном слое, через которые можно было проверить структуру картона. При запечатывании конверта эти отверстия закрывались, а через картон пропускался специальный шнур, который образовывал геометрическую фигуру и завязывался особым узлом. Узел заливался сургучом, а на сургуч ставилась печать.

Получатель такого конверта сначала проверял его на внешние признаки попыток вскрытия, затем отделял клапан и через отверстия проверял шнуровую маркировку. Открыть незаметно такой конверт не представлялось возможным, можно было только заменить его, если имелись точно такие же конверты (в оригинальном исполнении, а не подделка), шнур и печать. Но сегодня и это стало невозможным, поскольку в бумажную массу добавляются флюоресцирующие вещества, показывающие под ультрафиолетовыми лучами светомаркировку, которая не поддается копированию.

Дипломатическая почта из Лозанны поступала в министерство иностранных дел в Берлине через немецкое посольство в Берне и соответствующим образом шла обратно. Помимо регулярного еженедельного курьера использовались также в случае необходимости специальные курьеры, так что почтовая связь работала бесперебойно и удовлетворительно.

Для экстренных случаев использовалась радиосвязь. Эта радиолиния не принадлежала министерству иностранных дел, и поэтому швейцарские власти не регистрировали ее как дипломатическую. Передающая и принимающая аппаратура в Лозанне была вмонтирована в большой радиоприемник с замаскированным ключом морзянки. Передача в Лозанну осуществлялась из берлинского радиоцентра для связи с зарубежной агентурой. В обиходе этот центр назывался институтом Гавеля. Он принадлежал VI управлению, находился в юго-западной части Берлина и был связан с управлением телетайпной линией.

С весны 1944 года я ежедневно получал из криптографической службы верховного командования вермахта пакет с расшифрованными радиопереговорами между польским правительством в изгнании в Лондоне и миссией Польши в Берне. Специалистам из упомянутой службы удалось раскрыть применяемый поляками радиоключ, и мы смогли прочитать накопившиеся за несколько лет перехваченные, но не расшифрованные радиограммы. Было небезынтересно ретроспективно оценить правильность давно сделанных прогнозов предстоящих тогда событий, а вместе с тем политическую компетентность и трезвость взглядов отправителей радиограмм. При их сопоставлении с текущими радиограммами для меня было важным установить, что автор, скажем, польский военный атташе в Берне, в течение ряда лет придерживался того или иного мнения, а сейчас изменил его или в своих прогнозах проявил недостаточную точность.

Обработка этих сведений давала такой хороший урожай, что я отказался от оперативных мероприятий против польской миссии в Берне. Все необходимые подтверждения к получаемым материалам давала нам подруга польского военного атташе, швейцарка, жившая в Варшаве. Эта привлекательная молодая женщина была родом из Женевы, но уже в течение длительного времени жила в Варшаве, где ее врасплох застала война. С моей помощью она основала там торговую фирму. Я добился предоставления ей соответствующих экспортных лицензий. Таким образом, она могла, не вызывая подозрений, ездить из Варшавы в Швейцарию через Берлин, чтобы оформлять свои дела. То, что ее приватные визиты к польскому военному атташе в Берне организовывались и финансировались нами, до конца войны оставалось ему неизвестным.

Время от времени я получал анализы иностранной дипломатической переписки из исследовательского центра военно-воздушных сил. Каким образом он добывал такие сведения, я так и не узнал, но, очевидно, соответствующие возможности для этого имелись.

Вопреки представлениям, которые внушали и внушают кинодетективы и телевидение о шпионаже и суперагентах, вся добыча секретной информации и ее использование проходят совсем не так романтично. Только в очень редких случаях удается внедрить классного агента в действительно нужное место или заиметь его там и наладить работу с ним, когда возникает нужда в информации оттуда. Хотя идеал любой разведки — иметь агентуру в ключевых точках своего противника, причем важных не только сейчас, но и в будущем, эта цель далеко не всегда достижима. Часто оперативный работник рад уже, если ему удается в случае необходимости отыскать среди имеющихся у него источников такого, который может более или менее быстро найти подход к интересующему объекту. В большинстве случаев, когда цель недостижима, приходится прибегать к сбору отрывочной и разрозненной информации, которая в результате кропотливой, напоминающей составление мозаичной картины работы в конце концов дает сколько-нибудь достоверное представление по интересующим вопросам.

Однако для этого требуется очень много времени и терпения, а также наличие хорошего и опытного специалиста по оценке информации, способного разрешить подобный ребус. Тем не менее в такой картине остается еще много белых пятен, которые можно заполнить только предположениями, намеками или чисто эмпирическими выводами.

Не у каждого найдется достаточно интуиции для такой работы, и даже лучший специалист по оценке может нет-нет да и ошибиться. Ведь он находится в положении археолога, который к найденному туловищу должен приделать руки и ноги, а то и голову. До сих пор то и дело разгорается спор ученых насчет современного дополнения к скульптурной группе «Лаокоон». Есть такие, кто считает, что общеизвестное изображение этой схватки со змеями (а обнаружена была только его часть) дополнено неверно и в действительности эта скульптурная группа выглядела совсем иначе, чем сейчас в школьных учебниках. Так же иногда обстоит дело со специалистом по оценке, который, исходя из лучших побуждений, может составить искаженную картину на основании неправильных выводов и комбинаций. Поэтому для него важно, чтобы к нему поступали полученные независимо друг от друга сообщения по одному и тому же объекту или проблеме от различных агентов.

Самым главным нашим противником в Швейцарии, несомненно, была английская разведывательная служба. Англичане уже перед войной вели разведку в Германии весьма активно и после начала войны смогли без перерыва или ограничений продолжать свою деятельность. Представителем английской секретной службы в Германии являлся генеральный консул Великобритании в Кёльне Кейбл, которого с началом войны перевели в Швейцарию. Его мы все знали хорошо, но того, что стояло за ним, я не знал, а это могло бы значительно облегчить начало моей деятельности. Имевшиеся в моем реферате сведения были слишком общими, что вынуждало меня часто обращаться к моим коллегам по Великобритании. Однако о помыслах Кейбла и органов, руководивших им из Лондона, они мне ничего нового сообщить не могли. Только одно сведение поразило меня, а именно о том, какими огромными, а подчас и неограниченными средствами располагала Интеллидженс сервис. Я не только чувствовал себя подавленным, но считал абсолютно бесперспективным успешно работать против англичан и тем более пытаться в чем-то обойти их разведывательную службу. Если английская секретная служба с ее колоссальными финансовыми возможностями не смогла, насколько мы знали, добиться первоклассных результатов в работе против Германии, то что же могли сделать мы с нашими скромными средствами?