– Что мы здесь будем делать? – удивилась Деви Аю.

– Думаю, вы и сами поняли. Будете помогать больным солдатам.

– Как добровольцы Красного Креста? – подала голос Ола.

– Умничка! Как тебя зовут?

– Ола.

– Ну хорошо, Ола, зови своих подружек в дом. Внутри дом оказался еще роскошней, чем снаружи.

На стенах картины, в основном идиллические пейзажи. Всюду искусная резьба, нисколько за годы войны не пострадавшая. Вот семейный портрет – три-четыре поколения на одном диване. Может быть, им удалось сбежать, а может, кто-то из них томится в Блоденкампе или все они погибли. В углу большой портрет королевы Вильгельмины[33], прислоненный к стене, – наверное, сняли японцы. Глядя на все это, Деви Аю мысленно распрощалась со своим домом – его, должно быть, заняли японцы или разнес на куски шальной снаряд. Здесь, однако, все хранило отпечаток чьих-то заботливых рук, наверняка мамаши Калонг, и, заглянув в одну из спален, Деви Аю будто вступила в брачные покои. Просторная кровать, мягкий матрас, москитная сетка цвета румяного яблочка, в воздухе разлит аромат роз. Шкафы ломятся от одежды. Мамаша Калонг сказала девушкам: это все ваше. “После двух лет в лагере кажется, будто это сон”, – заметила Ола.

– Что я говорила? – подхватила Деви Аю. – Мы здесь на экскурсии!

Каждой девушке отвели отдельную комнату, и роскошь на этом не закончилась. Мамаша Калонг с двумя служанками накрыла для них настоящий рийстафель, и изголодавшимся девушкам показалось, будто ничего вкуснее они в жизни не ели. Но тревога за близких, оставшихся в лагере, мешала многим из них насладиться в полной мере.

– Герду бы сюда! – вздохнула Ола.

Деви Аю утешала ее:

– Если не отправят нас на оружейный завод, можем ее забрать.

– Хозяйка сказала, мы будем добровольцами Красного Креста.

– И что? Какая разница? Ты и раны-то перевязывать не умеешь, а Герда на что сгодится?

Что правда, то правда, но девушки уже размечтались о работе в Красном Кресте. Пусть даже это значило бы сотрудничать с врагом, но все-таки лучше голодной смерти в лагере. Все обсуждали наперебой, как оказывать первую помощь. Одна из девушек похвалилась, что была в отряде скаутов и умеет останавливать кровотечение и даже знает, какими травами лечить болезни – понос, лихорадку, отравления.

– Но вот в чем штука, японцам средства от поноса ни к чему, – заметила Деви Аю, – им нужна ампутация головы.

И, покинув подруг, ушла к себе в комнату Хоть она и не была старшей, за самообладание ее признали вожаком. И все девятнадцать увязались за ней в спальню, расположились на ее кровати и стали обсуждать, как ампутировать голову японцу, если она прострелена и ни на что уже не годна. Деви Аю не слушала этот вздор, а радовалась новой кровати, как ребенок новой игрушке – взбивала матрас, поглаживала одеяло, кувыркалась и даже прыгала, сотрясая перину и пугая подруг.

– Что ты делаешь? – удивилась одна.

– Проверяю, выдержит ли кровать, если ее тряхнуть от души, – отвечала на лету Деви Аю.

– Землетрясения уж точно не случится, – заметила другая девушка.

– Кто знает, – ответила Деви Аю, – если она такая хлипкая, что ночью подо мной провалится, уж лучше на полу спать.

– Ну и чудачка, – удивились девушки и потихоньку разошлись по спальням.

Оставшись одна, Деви Аю открыла окно. Увидев снаружи толстую железную решетку, буркнула: “Отсюда не сбежишь”. Затворила окно, легла в постель не раздеваясь и натянула одеяло. И, прежде чем закрыть глаза, помолилась и сказала: “Тьфу ты, вот что такое война!”

Наутро девушек ждал завтрак: жареный рис и глазунья. Все искупались, но одежду снова надели старую, застиранную, как посудные тряпки. Глаза у всех были на мокром месте. Одна Деви Аю решилась надеть наряд из шкафа: платье с короткими рукавами, кремовое в белый горошек, пояс с круглой пряжкой. Припудрилась, подкрасила губы, побрызгалась лавандовыми духами. Все нужное нашла она в ящиках туалетного столика. Чистенькая и нарядная, точно именинница, среди унылых подруг она выглядела чужеродно. Все смотрели на нее с укором, будто уличили предательницу, но после завтрака разбежались по своим комнатам, тоже быстро переоделись – и залюбовались друг другом.

Ближе к полудню застучали по дому тяжелые шаги: японцы приехали. Девушки тут же вспомнили, что они в плену, – и не верилось, что еще недавно они так беззаботно веселились. Помрачнев, расступились они перед японцами, вжались в стены. И только Деви Аю бойко приветствовала одного из гостей:

– Как поживаете?

Он лишь на миг задержал на ней взгляд, ничего не ответив, и пошел искать мамашу Калонг. Обменявшись с ней парой слов, он вернулся, пересчитал девушек и вышел. Дом затих, девушки снова остались одни, под присмотром мамаши Калонг да пары часовых.

– Он нас считал по головам, как солдат! – возмутилась одна.

– Он комендант, это его работа, – объяснила мамаша Калонг.

Весь день маялись они от безделья – сидели в гостиной да слонялись по комнатам. Когда иссякли воспоминания о счастливом довоенном детстве, говорить стало не о чем. О Красном Кресте больше речи не шло – не похоже, что их возьмут в добровольцы. Японцы о Красном Кресте ни словечка – впрочем, они и вовсе ничего не объясняли. Настоящих добровольцев должны обучать, а их, похоже, попросту решили сгноить в четырех стенах, среди нелепой роскоши. Мало того, если подумать, сказала одна из девушек, то и фронт далеко, где-то на Тихом океане или в Индии, но уж точно не в Халимунде. Раненых в городе нет, кому нужен здесь Красный Крест?

– Палачи здесь нужны, головы ампутировать, – бросила Деви Аю.

На этот раз шутка никого не рассмешила, тем более из уст беззаботной Деви Аю. Она всему радовалась и налегала на фрукты – яблоки, бананы, папайю.

– Ты так оголодала или просто жадничаешь? – спросила Ола.

– И то и другое.

На другой день ничего не изменилось, и чем дальше, тем больше терялись девушки. Ола тешила себя надеждой, что их обменяют на других военнопленных, вот и держат в хороших условиях, кормят, одевают – чтобы никто не заподозрил, будто с ними плохо обращаются. Ни одна из девушек ей не поверила. Когда в доме появились японцы с фотографом, решили их расспросить, но те не знали ни слова ни по-английски, ни по-голландски, ни по-малайски, лишь знаками велели девушкам привести себя в порядок: сейчас их будут фотографировать. Нехотя, с натянутыми улыбками выстроились девушки перед камерой – хорошо, если Ола права и близится обмен, а фотографии нужны для репортажа о военнопленных.

– Давайте спросим у мамаши Калонг, что да как, – предложила Деви Аю.

Они обступили мамашу Калонг.