И вдруг целый хор голосов начинает виться вокруг Агаты: «Потанцуй со мной, маленькая Изапунта», «Расскажи мне свою историю, маленькая Изапунта», «Тебе очень больно, маленькая Изапунта?» – и Агата, прекрасно понимая, что от нее требуется, бросается лупить кулачками направо и налево, только и думая о том, как выбраться из этой отвратительной разряженной толпы. Рывок, еще рывок, удар, еще удар – и под несущиеся ей в спину хлопки Агата выбегает в соседнюю залу, темную и пустую, вжимается в стену, пытается отдышаться, сдирает с себя маску и пунцовым бархатным подолом утирает льющиеся по лицу слезы. Она не может больше находиться здесь, не может находиться здесь ни минуты. Агата озирается: узкая красная дверь, низкая и широкая синяя в серую полоску дверь, трехстворчатая темно-зеленая дверь, еще одна красная дверь, расписанная маленькими розовыми шарами… Высоченная золотая дверь!

Агата бросается к этой золотой двери, хватается за ручку, упирается в дверь ладонью… и разочарованно отступает: покрашенная золотой краской, эта дверь выглядит очень убедительно – но она деревянная. Агата трет лицо ладонью, сердце колотится у нее в груди. Столько залов и столько дверей, и Агата совершенно не понимает, как искать и что делать. Сначала она решает, что будет обходить все залы справа налево, но в некоторых залах танцуют или болтают весельчаки, и Агате приходится быть ужасно осторожной (одному длинному и тощему господину пришлось даже изо всех сил наступить на ногу в длинной, узкой, расшитой листьями туфле – так упорно он требовал от нее «потанцевать немножко»; правда, этот дылда остался в полном восторге от «бедной Изапунты»). Черная дверь с золотыми звездами, очень маленькая лиловая дверь, серая дверь, заколоченная крест-накрест, желтая квадратная дверь, широкая низкая бордовая дверь… Агата мечется из зала в зал, постепенно ее охватывает отчаяние – дверей десятки, сотни, и среди них нет ни одной подходящей! Возле некоторых дверей стоят маленькие охранники в черном, Агата спрашивает у них, не видели ли они золотую дверь, но те, кажется, действительно не понимают, чего Агата от них хочет. Наконец, Агата видит золотые двери и бросается к ним, – они кажутся выпуклыми, как бочонок, и возле них стоят четверо маленьких охранников – но и эти двери оказываются просто деревянными.

– Пропустите меня! – требовательно говорит Агата одетому в черное мальчику, стоящему первым слева.

Мальчик бледнеет.

– Веселая Мистресс шутит, – растерянно говорит он. – В эту дверь можно проходить только Веселому Майстеру Гобриху.

– Что там? – спрашивает Агата, напуская на себя надменность.

– Там кухня, Веселая Мистресс, – покорно говорит мальчик.

– Разве весель… Разве не всем можно ходить на кухню? – удивляется Агата.

– Веселые Майстеры и Мистресс едят очень мало, говорит мальчик. – Мы охраняем кухню не от них, – и шумно сглатывает.

Агате становится не по себе.

– Почему они едят мало? – спрашивает она, отводя глаза.

– Боятся, что их потянет в сон, Веселая Мистресс, – услужливо говорит мальчик, – а во сне они кричат.

Внезапно Агата понимает, как она страшно, страшно, ужасно голодна, – вот только она что-то совсем не уверена, что не будет кричать во сне.

– Идемте за мной, – говорит Агата очень тихо. – Никто не увидит, а я дам вам поесть.

– Веселая Мистресс шутит, – в ужасе говорит мальчик, и стоящая рядом с ним в карауле высокая девочка повторяет:

– Веселая Мистресс шутит.

– Да перестаньте вы, – говорит Агата. – Нет, стойте, не идите все сразу, идем вот ты, ты принесешь остальным, – и тыкает в мальчика пальцем. – Ну же, не тормози, пошли. Как тебя зовут?

– Ио, – отвечает он.

Агата морщится, но молчит.

На маленькой кухне орудуют всего восемь или десять детей. На Агату с Ио осторожно оборачиваются, но никто не говорит ни слова – мало ли что нужно на кухне Веселой Мистресс и ее сопровождающему. Кухмайстер, длинноносый маленький человечек, дремлет на скамье в углу, и Агата движется тихо-тихо. Запах, знакомый запах, самый лучший запах на свете после запаха старых книг окутывает ее: лимонный, ванильный… Огромное блюдо с «мадленками», теплыми, явно только-только из плиты, стоит прямо в центре кухонного стола, под свисающими с потолка связками бобыльника и клеменции. Рот Агаты наполняется слюной. Забыв об осторожности, она хватает с блюда несколько «мадленок» и немедленно их съедает, едва не постанывая от удовольствия. Нет, она, конечно, помнит, что надо идти искать золотую дверь, а еще – что рядом стоит ужасно голодный Ио, куда голоднее, чем она сама, но «мадленки»… Еще одна, буквально одна… Нет, две… Агата с трудом отрывается от блюда и говорит с набитым ртом:

– Хватай и неси своим, – давай, давай, пока я не…

– Отличная работа, Ио, – издевательски произносит голос от самых дверей кухни, – ты прекрасно сыграл свою роль. Я знал, что рано или поздно она придет сюда. Я мог попросить тебя арестовать ее и привести ко мне, но так интереснее, правда? Теперь ступай на место, Ио, и знай, что вечером ты получишь лишнюю чашку каши за верную службу.

– Спасибо, Веселый Майстер Гобрих, – выпаливает Ио и убегает.

Агата смотрит на Гобриха и пятится к стене, а Гобрих смотрит на нее и поигрывает хлыстом.

– Послушайте, – сглотнув, говорит Агата, – мне просто нужно попасть на пятый этаж. Покажите мне золотую дверь – и я уберусь отсюда.

– А потом вернешься – и будешь подбивать наших детей к бунту, верно? – с усмешкой говорит майстер Гобрих. – Ну уж нет, Агата, ты отсюда не выйдешь. Ко мне!!! – внезапно кричит он страшным голосом, и кончик хлыста ударяется в стену кухни, разнося в осколки стоявшие на полке чашки и тарелки.

С воплем Агата вжимается в стену – и вдруг чувствует спиной странный, неприятный холод.

– Я сказал – ко мне!!! – кричит майстер Гобрих.

Кухня наполняется детским визгом; поварята, роняя подносы, забиваются под столы и стулья, а Агата, боясь хоть на секунду отвести глаза от жуткого хлыста, дрожащими руками ощупывает стену у себя за спиной.

– Что здесь творится? – раздается вдруг испуганный бас проснувшегося кухмайстера. – Что здесь творится?

В тот же миг Агата хватает с пола упавший поварской нож и швыряет его в Гобриха. Нож попадает Гобриху в ногу, и пока тот со стонами и ругательствами выдергивает его из раны, Агата поворачивается – и видит очень узкую, очень высокую, достающую почти до потолка металлическую дверь. Дверь блестит, и у Агаты екает сердце. Правда, блестит дверь как-то странно – очень тускло, – и цвет у нее темноватый, но Агата видела в своей жизни не так уж много золота, а когда на дверь падает свет раскачивающейся под потолком лампы, она точно-точно кажется Агате золотой! Изо всех сил Агата дергает за длинную массивную ручку в виде собачьего хвоста, но дверь, тяжеленная металлическая дверь, не поддается.

– Нет! – вдруг кричит кто-то из поварят. – Нет, нет! – И вдруг целый хор детских голосов окружает Агату, вся кухня кричит: «Нет, нет, нет!» – и в этот хор вплетается даже бас кухмайстера.