— Это доказывает лишь то, — сердито качнул головой легат, — что ты просто псих с манией преследования. Ты вбил себе в голову, будто все тут что-то замышляют против тебя, или будто бы все мы сговорились не дать тебе что-то выяснить — так ведь?

— Логично звучит, черт побери, — согласился Кервин.

— Ну хорошо, — произнес легат, — объясни-ка тогда мне, зачем нам всем что-то против тебя замышлять? Против какого-то связиста Гражданской Службы, сына, как ты сам заявляешь — простого космофлотчика? Объясни-ка мне, почему на тебе свет клином сошелся? А потом спроси сам себя, у кого тут мания величия.

Кервин беспомощно развел руками. Что он мог на это сказать? Какие, в конце концов, у него есть доказательства?

Зачем приютской регистраторше врать? Сама же говорит, что они стараются поддерживать контакты со «своими мальчиками».

Не слишком ли он полагается на смутные обрывки снов, на случайное сходство, на встречу с тремя рыжеволосыми, которая теперь тоже кажется сном? Неужели все дело в одном его разыгравшемся воображении? В памяти зазвучали насмешливые слова Джонни Эллерса, сказанные в тот первый вечер в баре: «А ты что, хотел оказаться давным-давно без вести пропавшим сыном Его Высочества Лорда Как-Бишь-Там…»

Он глубоко вздохнул, и воспоминание рассеялось, а вместе с ним и мечта.

— Хорошо, сэр, — произнес он нетипично кротко. — Обещаю никуда больше своего носа не совать. Может, вы и правы, может, я действительно просто слишком много себе понавоображал. Обещаю больше не…

— Можешь ничего не обещать, — холодно произнес легат. — Об этом уже позаботились.

— Позаботились… — Казалось, что-то острое, как нож, и холодное, как лед, внезапно поразило Кервина в самое сердце. — Как… позаботились?

Легат мрачно кивнул.

— Магистрат объявил тебя персоной нон грата, — проговорил он. — На этот счет у нас с ними что-то вроде соглашения. И даже не сделай бы они этого… Короче, имперскому персоналу не рекомендуется слишком глубоко влезать в местные дела.

У Кервина было такое ощущение, словно ему врезали по голове тяжелым молотом. Он оцепенело замер: от лица отхлынула кровь.

— Что вы имеете в виду?

— Я имею в виду, — заявил легат, — что уже подготовил бумаги о твоем переводе. Можешь называть это так, если хочешь. Попросту дело в следующем: ты и так уже слишком много куда совал свой нос, и мы собираемся принять меры к тому, чтоб этого больше не повторялось. Короче, Кервин, ты уволен. Я уже дал официальное «добро» на твой перевод, и, боюсь, тебе придется улететь на первом же корабле.

Джефф раскрыл было рот — и снова закрыл. Он оперся на край стола, чувствуя, что иначе может просто упасть.

— Вы хотите сказать, что меня депортируют? Вышвырнут с Даркоувера?

— Примерно так, — подтвердил легат. — На дележе, конечно, не так все мрачно. Послужной список останется чистым, и я напишу тебе хорошую характеристику. Новое назначение можешь выбрать сам, отправляйся куда угодно — в разумных пределах, конечно. Поинтересуйся в справочной, где сейчас есть вакансии для связистов.

В горле у Кервина набухал чудовищных размеров ком.

— Но, сэр… — начал он. — Даркоувер… — и осекся. Это был его дом; единственное место, где он хотел быть.

Легат мотнул головой, словно прочтя мысли Кервина. Он выглядел изможденно, лицо его осунулось; пожилой человек, уставший сопротивляться сложностям мира — мира, к сотворению которого он не имел ни малейшего отношения.

— Мне очень жаль, сынок, — произнес он на этот раз чуть ли не с отеческими интонациями, — но это моя работа, и пространства для маневра у меня нет. Ничего тут не поделаешь. Тебя посадят на первый же корабль, и ты попадаешь в список лиц, въезд которым на Даркоувер запрещен. — Он поднялся из-за стола. — Мне очень жаль, — повторил он, протягивая Кервину руку, но тот рукопожатия не принял. Лицо легата ожесточилось. — До отлета от дежурств вы освобождаетесь, — отрывисто сказал он. — И чтобы не позже чем через сорок восемь часов, на столе у меня лежало заявление о переводе, заполненное по всем правилам. И чтобы, пока этого не сделали, вы не покидали Миссию. Мы можем решить этот вопрос цивилизованно или… — он сурово сжал челюсти, — если вам так больше нравится, могу посадить вас под замок.

Кервин онемело мотнул головой и вышел.

Итак, значит, он проиграл — проиграл окончательно. Не по зубам оказалась ему эта загадка, неподъемной ноша. Он столкнулся с чем-то совершенно за пределами его возможностей или даже понимания.

Или, может, он действительно только глупый мечтатель, страдающий манией величия и манией преследования — своего рода моральная компенсация за приютское детство, логическое продолжение снов о чем-то большем?

Он нервно прошелся по комнате и остановился у окна, глядя на красное солнце, скатывающееся за изрезанную зубцами линию горизонта. Кровавое солнце. Поднявшаяся из-за гор чернота мгновенно заволокла небо, а Кервин стоял, стиснув кулаки, и глядел на начинающий собираться туман. «Даркоувер… Для меня с Даркоувером покончено. Мир, куда я так рвался — и вот он снова вышвыривает меня. Я столько работал, из кожи вон лез, чтобы попасть сюда — и все зачем? Одно сплошное разочарование, захлопнутые перед носом двери, смерть…

С детства я понимал, что на Земле мне ничего не светит. А теперь Даркоувер недвусмысленно намекает, что и тут мне, мягко говоря, не слишком рады.

Но почему?»

Словно повинуясь неодолимой силе, Кервин сунул руку в карман и достал матричный кристалл. Каким-то образом в том должен быть ключ ко всем тайнам. Джефф погрузился взглядом в холодные глубины кристалла, словно надеясь одним усилием воли извлечь оттуда ответы на все мучившие его вопросы.

Он задвинул шторы, отгородившись от черноты и тускло светящих сквозь туман огней космопорта, и установил кристалл на столе. Мгновение он помедлил; перед мысленным взором внезапно возникла пожилая женщина в сером халате, в неестественной позе распростершаяся на полу…

Раган пользовался этим кристаллом — и ничего.

Понимая дальним уголком сознания, что на самом деле мается дурью, Кервин сложил ладони козырьком и уставился в кристалл. Ничего не случилось. Черт возьми, может, надо сконцентрироваться как-то по-особому? Возможно, стоит разыскать Рагана и заставить или уговорить того научить?..

Джефф сосредоточенно вперился в кристалл, и на мгновение ему показалось, будто там, внутри, блеснул и сразу же погас тусклый огонек. Кервин одеревенело покачал головой, растянул, наверно, шейную мышцу, да и глаза устали — вот и начинает уже мерещиться всякое… Старый ведь трюк: самогипноз, хрустальные шары, прочая ерунда… Да, конечно, именно в этом дело…

Он моргнул, но огонек не гас.

Огненная булавочная головка запульсировала и ослепительно вспыхнула. Кервин подскочил, словно его прижгли раскаленным железом. Но определить источника ощущения он никак не мог. Еле слышно, с огромного расстояния донесся голос, кажется, его звали по имени…