Хотелось исчезнуть. Я опять и опять вспоминала, с какой ненавистью он проговорил: «Ты хоть представляешь, чем стала для меня та статья?! Ты хоть частично можешь себе представить?!» Могу… представляю… оправдываться нечем…

В двери постучали ближе к обеду. Ада неслышно вошла, сокрушенно посмотрела на черные разводы на моем лице и на подушке — косметика оказалась не водостойкой.

— Я вам антидепрессанты принесла и, видимо, как раз вовремя. — Мне протянули пластинку с фиолетовыми капсулками, затем Ада передала со столика стакан с водой. — Их можно пить по одной два раза в день утром и вечером…

Я кивнула, вскрыла четыре штуки и, забросив в рот, мгновенно запила водой.

— Лика, — испуганно выдохнула женщина, разом выдав и свое прозрение, и мою плохую маскировку, — вы что? Вы теперь спать беспробудно сутки будете!

— То, что надо, спасибо. — Я обняла подушку, взглянула на Аду и прошептала: — А вы меня узнали…

Она подошла, села на край кровати, ласково прикоснулась к моей руке:

— У вас глаза очень необычные, карие с золотистыми искорками… И улыбка искренняя такая. Знаете, когда я увидела вас впервые, подумала, что вы похожи на солнечный лучик…

— Я не лучик, я солнечный удар… к сожалению… — всхлипнув, я закрыла глаза и поняла, что проваливаюсь в сон.

* * *

Выйдя из комнаты уже спящей девушки, Ада столкнулась с угрюмым взглядом владельца «Семи вершин».

— И давно тут ходишь? — поинтересовалась женщина.

— Так, мимо проходил… тут где-то оставил… что-то… — Алекс понимал, что его ложь выглядит жалкой, поэтому обреченно спросил: — Что с Лией? Она из столовой вся в слезах ушла и…

Ада снисходительно улыбнулась и тихо сказала:

— Алекс, ты хотел сказать — с Ликой? Пресветлой, кажется? — Он понимал, что лгать смысла не имеет, и кивнул. — Спит твоя Лика сладким сном. Спать часов двенадцать будет как минимум, она четыре капсулы аутрогена вместо двух выпила.

— Ясно, — произнес Алекс и направился в комнату гостьи.

— Алекс, — остановила его Ада, — ходишь тут давно?

Он уже взялся за дверную ручку, обернулся и посмотрел на своего врача таким затравленным взглядом, что Ада поняла все и без его дальнейших слов.

— Часа четыре, — хрипло ответил владелец «Семи вершин», — хотел успокоиться, потому что… убил бы! Потом хотел зайти и… не мог решиться. Все надеялся, что она выйдет и… Глупо, наверное…

— Наверное, — согласилась женщина. — А кто бывает умным, когда влюблен?

— Я не влюблен! — гневно ответил Алекс.

— Надеюсь, — усмехнулась Ада, — странно видеть тебя вот таким… эта девочка меняет тебя, Алекс. И не в лучшую сторону.

Серые глаза чуть сузились, и все же гнев он сдержал. Сжав кулаки, сестра взглянула на брата, хотелось сказать многое, но сказала лишь:

— Не губи… ни ее, ни себя!

Алекс молча вошел в комнату. Лика спала, обняв подушку, а по ее щекам змейками застыли разводы от туши.

Присев на край кровати, он прикоснулся к ее губам. Нежно обвел по контуру, и, хоть помады там уже почти не было, след на его руке остался. С грустной улыбкой Алекс погладил ее теперь длинные черные волосы и тихо произнес:

— Привет, Лика… — Его взгляд упал на поблескивающую в солнечном свете сережку.

Изменившись в лице, Алекс аккуратно снял ювелирное украшение, присмотрелся к нему и со всей злости ударил камнем по столику… Фальшивый бриллиант рассыпался тысячей стеклянных осколков, обнажая элементы микродеталей…

Несколько долгих минут Алессандро Девелри сидел, уставившись на блестящие крошки стекла, затем сокрушенно произнес:

— Лика, Лика… Мы так верно представились при встрече, ты — дура, а я идиот!

Он сидел еще несколько минут, затем, пробормотав: «Точно идиот», — наклонился и поднял разбитую сережку.

* * *

Утро встретило меня гомоном птиц и сладким ароматом цветов. Потянувшись, я вскочила, и странная легкость наполнила все тело. Жизнь снова была прекрасна и вообще… в мужиков нужно влюбляться нормальных, а не в идеальных!

Подойдя к зеркалу, долго смотрела на себя, зареванную и измазанную черными подтеками, и уверенно произнесла:

— Ты больше не будешь плакать из-за этого… сволочи этой! И все его снимки выбросишь! — В отражении я увидела, как погрустнели мои глаза при этой мысли, — ну ладно, тот, что в спальне, можно оставить… Ну кого я обманываю?

Отражение в зеркале молчаливо ответило: «Себя!»

— Какая же я ДУРА!

С усмешкой подумала, что теперь придется чистить информацию со снимателей.

Едва успела завершить утренние процедуры, в двери постучали. Разрешив войти, увидела Дайона:

— Доброго утра, завтрак вам принести сюда, или же вы согласитесь спуститься в аскене?

О нет, с меня хватит.

— Сюда, если вам не трудно. — Я попыталась мило улыбнуться и сама сообразила, что улыбка была жалкой.

Мужчина словно хотел что-то сказать и, судя по выражению лица, все же решился:

— Вы меня простите за вчерашнее…

Это он о чем?.. А Дайон продолжил:

— Ну, я же не знал, что ваш жених не с одной подругой, а со всеми… и…

Простонав, я села на кровать и закрыла лицо руками. К счастью, он ретировался раньше, чем мои плечи начали содрогаться от истерического смеха, а вернулся к тому моменту, когда смех перешел во всхлипывания. В общем, теперь он явно решил, что там было нечто совсем уж ужасное… Бедная моя личная жизнь, ты обрастаешь фантастическими событиями… М-дя. Нужно будет написать статью на тему «Сплетни и их последствия».

На завтрак был чай, нежный молочный продукт с фруктовым вкусом и… яблочный пирог. С чаем я проглотила еще две таблетки, принесенные Адой (у меня стресс, мне и двойную дозу можно), и стало совсем весело. Пирог я ела осторожно… То есть первый кусочек очень осторожно попробовала, долго жевала… Поняла, что перца там нет, и уже с наслаждением, восхищаясь каждым кусочком, доела лакомство, — я понимала, что это в последний раз…

В двери постучали, вошел снова Дайон, сообщил, что время отправляться.

Хозяин «Семи вершин» нас так и не вышел провожать. А может, дело в том, что было очень рано еще, а господин идеальный мужчина изволил еще почивать в кроватке… с мымрой белобрысой.

Левая сережка почему-то тянула ухо, наверное, я отлежала ее, все же спать умудрилась часов четырнадцать, не меньше. Дернув головой, я последовала в предоставленный транспорт, горя желанием выполнить порученное шефством задание. За что я люблю свою профессию, так это за то, что от нехороших мыслей отвлекает… Особенно от мыслей о всяких… пекарях-садоводах!

* * *