руна на черном браслете поработила меня. Мой ум все еще принадлежал только мне, но мое тело стало ее собственностью и вынуждено было подчиняться любым ее прихотям.

Она заставила меня рассказать о том, что я видел, — и злобно насмехалась, наслаждаясь своей властью. Она подвергала меня бесконечным разнообразным унижениям, она вызывала заклинаниями адских тварей из Калуу, из Фовюна, из Джелдреда, чтобы те издевались надо мной, оскверняя мое тело. Она вынуждала меня смотреть на то, как она забавлялась с этими монстрами, и когда мне пришлось назвать ей тварь, вызывавшую у меня наибольшее отвращение, заколдовала меня так, что теперь мое лицо — морда этого чудовища.

— Неужели такие женщины существуют? — удивилась Тсаис.

— Увы, существуют! — Серьезные голубые глаза продолжали внимательно изучать девушку. — Наконец, темной ночью, когда демоны волокли меня за холмы, чтобы сбросить со скалы, черный браслет сорвало с моей руки острым краем какого-то камня. Я был свободен! Я тут же выкрикнул заклинание, разбросавшее вопящих чертей по всему небу в глубины космоса, и вернулся в прибрежную виллу. Рыжеволосая Джеванна пировала в одиночестве за длинным столом в большой готической трапезной. Я выхватил кинжал, чтобы перерезать ей глотку, но она подняла руку: «Стой! Если ты меня убьешь, твое лицо навсегда останется мордой демона — только я знаю, как его изменить!» С этими словами она беспечно выбежала из виллы, а я, не в силах там оставаться, поселился здесь, на вересковой пустоши. С тех пор я повсюду ее ищу, чтобы вернуть себе человеческое обличье.

— И как ты надеешься ее найти? — Теперь ее вчерашние злоключения казались Тсаис незначительными по сравнению с бедой, постигшей Итарра.

— Я знаю, где ее можно будет встретить завтра ночью. Завтра — ночь Черного Шабаша. С незапамятных времен в эту ночь собираются и празднуют торжество обитающие на Земле исчадия зла.

— И ты собираешься участвовать в этом торжестве?

— Не в числе празднующих, конечно. Хотя, по правде говоря, — с горечью прибавил Итарр, — если я сниму маску, никто из собравшихся не заметит, что я — не один из них.

Тсаис вздрогнула и подвинулась ближе к стене. Итарр не мог не заметить ее реакцию и вздохнул.

Девушке пришла в голову новая мысль:

— Ты столько страдал от зла — и все еще считаешь, что в мире есть красота?

— Конечно есть! — ответил Итарр. — Смотри, как простираются вдаль вересковые луга — безлюдные, неоскверненные, расцвеченные переходами приглушенных оттенков! Смотри, как величественно вздымаются к небу утесы, подобные хребту планеты! А ты? — Он пристально смотрел ей в глаза. — Ты сама — олицетворение красоты, превосходящей все вокруг.

— Превосходящей красоту Джеванны? — в замешательстве спросила Тсаис.

Итарр рассмеялся.

— Несомненно! — заверил он ее.

Девушку заинтересовал другой вопрос:

— Ты хочешь отомстить Джеванне?

— Нет! — отозвался Итарр, глядя куда-то в туманный горизонт, где пустоши сливались с небом. — Что такое месть? Кому нужна месть? Скоро, когда Солнце погаснет, всех нас обступит вечная ночь, все мы умрем — и вся история Земли, все ее руины и покатые холмы, оставшиеся от гордых вершин, сверкавших снегами, — все скроется навсегда в бесконечном мраке. Какой смысл кому-то мстить?

Через некоторое время они вышли из хижины и прогулялись по верещатнику. Итарр пытался показать девушке, в чем заключалась красота: медлительная река Скаум блестела протоками среди зеленых тростников, облака над утесами розовели в бледных лучах заходящего Солнца, птица парила навстречу ветру, подрагивая широкими крыльями над безбрежными дымчатыми просторами Модавны. Тсаис старалась заставить себя видеть красоту, но мозг ее упорно сопротивлялся. Тем не менее она уже научилась сдерживать дикий гнев, разгоравшийся в ней при виде оскорбительного уродства мироздания, ее неутолимое стремление убивать притупилось, ее лицо, дрожавшее от постоянного напряжения, слегка расслабилось.

Так они бродили по пустоши молчаливо и задумчиво. Во всей своей печальной славе перед ними разгорелся и погас закат; по небосклону, одна за другой, медленно поднимались серебристые звезды.

— Разве ты не видишь, как прекрасны звезды? — прошептал Итарр, поднимая к небу прорези черной маски. — Их имена древнее человеческой памяти.

Но Тсаис не могла ему сочувствовать — в закате она не находила ничего, кроме скорби, а звезды казались ей не более чем беспорядочно разбросанными мелкими блестками. Она вздохнула:

— Наверное, во всей Вселенной нет двух людей несчастнее нас с тобой!

Итарр промолчал. Внезапно он схватил ее за руку и заставил пригнуться, опустившись на колени в заросли утесника:

— Пельграны!

Похлопывая крыльями, на фоне сумрачного неба к ним приближались огромные тени.

Пельграны пролетели над самой головой — поистине уродливые твари, похожие на горгулий. Вблизи можно было слышать, как ритмично поскрипывали, словно ржавые поворотные петли, их суставы. Тсаис успела разглядеть жесткое кожистое тело, мощный горбатый клюв, жадные злобные глазки на морщинистой морде. Тсаис невольно прижалась к своему спутнику. Пельграны скрылись над лесом.

Итарр язвительно рассмеялся:

— Тебя пугает внешность пельграна? Если бы пельгран увидел меня без маски, он упал бы в обморок на лету и сломал себе шею!

На следующее утро Итарр прогулялся с девушкой в лес, где она заметила высокие деревья, напомнившие ей Эмбелион. Они вернулись в хижину во второй половине дня, после чего Итарр вернулся к изучению своих книг.

— Я не волшебник, — с сожалением признался он. — Мне известны лишь несколько простых заклинаний. Но время от времени приходится пользоваться магией — надеюсь, что сегодня ночью она поможет мне избежать опасности.

— Сегодня ночью? — рассеянно переспросила Тсаис; она уже забыла о планах человека в маске.

— Сегодня наступит ночь Черного Шабаша — я должен найти на шабаше Джеванну.

— Я хотела бы пойти с тобой, — сказала Тсаис. — Я хотела бы посмотреть на Черный Шабаш и на Джеванну.

Итарр отговаривал ее, объясняя, что сцены и звуки шабаша вызовут у нее мучительный ужас. Но Тсаис настаивала, и в конце концов Итарр разрешил ей сопровождать его, когда через два часа после захода Солнца он направился к дальним утесам.

Итарр находил дорогу в темноте, пробираясь по торфянику между крошащимися скальными обнажениями, а Тсаис неотступно следовала за ним как хрупкая бледная тень. Им преградил путь огромный отвесный уступ. Они углубились в черную трещину этого эскарпа, поднялись по крутым каменным ступеням, вырубленным в незапамятные времена, и вышли на плоскую вершину утеса. Внизу чернели, как непроглядное ночное море, пустоши Модавны.

Теперь Итарр жестом предупредил девушку о необходимости соблюдать осторожность. Они прокрались через расщелину между двумя высокими останцами и спрятались в тени, обозревая открывшуюся картину ночного сборища.

Они смотрели сверху на амфитеатр, освещенный двумя пылающими кострами. В центре находилась каменная платформа