и сунули свои носы в дела сиккена? — Ёшикэзу сжал кулаки, лицо его налилось краской. — Пробрались, точно воры! Как вы теперь сможете показаться на глаза людям? Как, в конце концов, я покажусь глаза сиккену?

— Эм… ну… не без этого, — потупилась я. — А хотите пряничков?

— Я возьму один! — отреагировал Такамото и потянулся за лакомством.

— Что это? — спросил Ёшикэзу.

— Это пряники, — повторила я. — С шишечками, — добавила, глянув на надпись на упаковке.

Феодал опустил плечи и молча пошёл к площадке для тренировок — решил не ругать нас. Видимо, понял, что это бесполезно.

— А больше у вас нет этих… с шишечками? — с надеждой в голосе поинтересовался Такамото.

— Только один остался, — сказала я, вынимая последний пряник. — Чего уж там… забирай! — и щедро вручила его слуге феодала.

Тот радостно вцепился зубами в него.

— Спасибо. Только губку принести не забудьте.

Я вытряхнула крошки из упаковки, скомкала её и пихнула в карман джинсов.

— Конечно, — пообещали мы, удаляясь в сторону дома.

Обернувшись по дороге, мы увидели, что пряник Такамото дожевала подошедшая лошадь.

Глава 10

Влажные рукава

Итикава-сэнсэй, нанятый Ёшикэзу буддийский монах, вел учение, заикаясь и часто повторяя слова по своей манере. Ученики сидели каждый на своей циновке для медитации, подобрав под себя ноги, закрыв глаза и глубоко дыша. Атмосфера царила настолько умиротворяющая, что мне захотелось стать частью происходящего.

Я подошла к Акире, который сидел далеко от сэнсэя, из-за чего тот не мог видеть и слышать, как мы разговариваем.

— Акира! — тихонько позвала я его.

В ответ парень только крепче зажмурил глаза.

— Ну Акира! Акира!

Оруженосец Окады понял, что ему лучше откликнуться:

— Чего ты хочешь?

— Что ты делаешь?

— Пытаюсь познать мир через медитацию, — объяснил Акира.

— Можно я тоже попробую?

Акира коротко кивнул и вернулся к своему занятию. Понаблюдав за ним некоторое время, я села, стараясь как можно точнее скопировать его позу, и сделала глубокий вдох. Почему-то заслезились глаза.

— Акира! — я ткнула оруженосца в бок. — Что-то у меня не получается.

Мне ответил сидевший впереди Мацуда:

— А ты подумай о чём-нибудь приятном, — и добавил мечтательно: — Как варёный тофу!

О варёном тофу я думать не стала, потому что никогда его не пробовала. После ещё пары моих попыток Итикава-сэнсэй объявил, что занятие окончено.

***

После этого мы с Машей зашли в покои Оцухимэ, и застали жену феодала там. Она сидела за письменным столом, закрыв лицо своими мягкими, казавшимися бескостными руками, плечи её подрагивали. Фуми, сидя в углу, что-то шила. Света, падающего из затянутого бумагой окна, как не странно, было для неё достаточно.

— Химэсама, так вы уже… — у нас не осталось сомнений, что Окада ей всё рассказал.

Женщина повернула к нам опухшее от слёз лицо. С громким всхлипом она уронила голову мне на грудь. В моём сердце шевельнулось сочувствие к ней.

— Мне очень жаль, что так получилось, — пробормотала я.

— Это ведь всё из-за него! — ещё раз всхлипнула жена феодала.

— Не думаю, что уместно искать виноватых.

— Химэсама, не нужно так нервничать. У вас же волосы поредеют! — сказала Фуми. — Вы ведь уже не впервые читаете эти стихи!

— Стихи? — мне показалось, что я ослышалась.

Оцухимэ отпустила меня и потёрла глаза широким рукавом.

— Это всё он… Аривара-но Нарихира. Как можно писать такие печальные стихи?

— То есть, вы ещё не знаете, что ваш муж идёт отражать атаку чужеземного войска? — выглянув из-за моей спины, спросила Маша.

Оцухимэ замерла на секунду, как будто её пронзило током, а потом упала на пол, лишившись чувств. Фуми бросила шитьё и подскочила к госпоже. Растерянно помахала руками, потом взяла из футляра на столе веер и стала обмахивать её лицо.

— Наверное, лучше похлопать по щекам, — посоветовала Маша.

Фуми последовала совету, и Оцухимэ медленно поднялась.

— Всё в порядке? — спросила у неё служанка.

— Он, что, правда идёт сражаться? — проигнорировав вопрос, переспросила у нас жена феодала. — Как же будет ужасно, если он погибнет!

— Но ведь ваш муж занимается с этим чуть ли не с рождения!

— Я понимаю. Его род долго враждовал с родом Уэта, как будто они хотели снискать славу Тайра и Минамото. Чужеземный враг — это совсем другое! Я слышала про монголов. Говорят, чтобы расправиться с врагом, они привязывают его к двум лошадям и гонят их в разные стороны. У нас перед атакой принято представляться и называть свои титулы, а монголы нападают сразу, не соблюдая этикет. Какие же безжалостные варвары! А что делать мне, если Ёшикэзу больше никогда не вернётся? Жена без мужа — что дом без хозяина. Вернусь к родителям — а что потом? Уж лучше уйти в монастырь, чем провести остаток жизни в одиночестве!

— Химэсама, вы ведь ещё молодая… — попытались мы утешить её.

— Мне двадцать шесть!

— Да? Вы сохранились неплохо. Ну, пока ваш муж жив и здоров, вам остаётся только надеяться на лучшее.

— Да, я буду молиться богам и Буддам за его благополучие, — она снова промокнула рукавом уголки глаз.

— Мы сделаем всё, что от нас зависит, — пообещали мы.

— Разве в ваших силах сделать что-то в этом противостоянии? — Оцухимэ удивлённо посмотрела на нас.

— Сейчас трудно сказать наверняка, но мы определённо не просто так замешаны в этой истории…

Наши мысли прервала одна из наложниц, осторожно вошедшая в покои.

— Оцухимэ, господин хочет видеть нас в общей комнате, — сообщила она.

— Кого именно?

— Всех своих женщин, — сказала наложница и скрылась за раздвижной дверью.

Оцухимэ последний раз вытерла глаза и вышла следом. В комнате остались мы с Машей и Фуми. Служанка подняла с пола шитьё и внимательно смотрела, не ослаб ли шов.

На самом деле, в доме было много слуг. У каждой наложницы — человек по пять, хотя общались они от силы с двумя. Фуми была той, кому, как мы чувствовали, можно доверять.

— Берегите свою госпожу, — сказала Маша. — Мне кажется, вы её единственный друг.

— Ни в горе, ни в бедности я её не оставлю, — сказала Фуми. — Я прислуживала ей ещё в её отчем доме. Когда Оцухимэ-сама выходила замуж, Окада-сама разрешил ей перевезти слуг, без которых она не смогла бы обойтись. Он удивился, когда при переезде в дом мужа её сопровождала только я.

— То есть, вы действительно близки друг к другу, — подытожила я. — Кажется, между Окадой-сама и его слугой Акирой такие же отношения. По-моему, оруженосец — единственный, кто может совладать с его крутым нравом.

Фуми теребила в руках своё шитьё:

— Да, Окада-сама очень привязался к Акире за те пару