– То есть тело осталось в машине?

– Не-а. Я это просто так, кстати заметил. А тело вон там. – Он мотнул головой в сторону озера. – Как раз за шалашиками. Идемте.

Он был всего в десяти футах поодаль, но едва не пропал в густом снегопаде, когда Айрис наконец заставила свои ноги двигаться и заторопилась за ним от берега на лед. А тот только и ждал, чтобы треснуть и разойтись под неверными шагами этой городской девчонки, которая канет в ледяную глубину. Она решила, что именно поэтому лейтенант рассказал ей о машине, гад такой, чтобы она знала, что лед в любой момент может треснуть под ее весом.

Гад, гад, гад, повторяла она про себя, ковыляя за ним среди ледяных наносов, которые выглядели как застывшие волны, и обливаясь потом под всеми своими одежками. Айрис твердила себе, что сможет дойти. Если она переживет эту прогулку, то обследование мертвого тела будет сущим пустяком. Кроме того, ей доводилось видеть покойников. Она была на похоронах. И конечно, она миллионы раз представляла себе мертвым бывшего мужа, предпочтительно рядом с девятнадцатилетней шлюхой, ради которой он бросил ее всего через месяц после того, как перевез в этот старый, дряхлый сельский дом так далеко от города, что казалось, тут говорят на другом языке – ни одного законченного предложения.

Она едва не уткнулась в спину Сэмпсона, когда тот внезапно остановился. Айрис прищурилась, глядя сквозь падающий снег, и увидела двух своих заместителей. Один из них посмотрел на нее и ничего не сказал. Другой, полный и с детскими голубыми глазами, кивнул ей:

– Доброе утро, шериф. Заместитель Невилл.

– И вам доброе утро, заместитель Невилл, – сказала Айрис, и тут у нее перехватило дыхание, когда ее помощники отошли в сторону, открыв взгляду то, что лежало у них за спиной.

С одной стороны, это зрелище было не таким страшным, как она боялась, – ни крови, ни запекшихся ран, ни жутковатого чувства, что представший перед ней предмет является трупом человека, но, с другой стороны, это было еще хуже, потому что, хотя у Айрис не было ни хорошего калорифера, ни такого же камина, у нее был телевизор, у которого она и сидела долгими вечерами.

– О господи, – пробормотала она, глядя на массивного обледеневшего снеговика, который лежал привалившись к одному из рыбацких шалашиков. Голова снеговика, его фигура не в полной мере походили на то, что ей показывали прошлым вечером в новостях, но они были достаточно похожи, полностью, кроме рук, облепленные твердой снежной коркой. Наружу торчали именно человеческие руки – синевато-белые пальцы, вцепившиеся в рыбацкий багор.

– Насколько я понимаю, – сказал Сэмпсон, – вчера вечером вы видели новости.

Айрис могла только кивнуть.

– Судя по его внешнему виду, я бы сказал, что у нас снеговик номер три.

Айрис наконец нашла силы перевести дыхание.

– Вы вызвали коронера?

– Сразу же после вас.

– Так где же он?

– В Мексике.

– В Мексике?

Сэмпсон пожал плечами:

– В Миннесоте стоит январь. И все в Мексике. Управлению полиции и криминалистическому отделу Миннеаполиса все равно захочется заняться этим случаем. Я предполагаю, что через пять минут после нашего звонка они сорвутся с места.

– Из Миннеаполиса? – выдохнула Айрис клуб морозного воздуха. Занимался рассвет. – Да им потребуется несколько часов, чтобы добраться по этим дорогам.

– Ага.

– Когда вы звонили им?

– Я не звонил.

– Почему?

– Не имею полномочий.

Айрис только сдавленно вздохнула. Как бы ей хотелось провести еще несколько тихих вечеров за диспетчерским пультом, читая сборник департаментских инструкций, если у них вообще имелся таковой.

– Так кто же должен это сделать?

– Только шериф.

Айрис закрыла глаза и стала рыться в карманах парки в поисках сотового телефона.

– Кому я должна звонить и какой у них номер?

Сэмпсон поковырял снег тяжелым шнурованным ботинком, который казался куда теплее, чем ее обувь.

– Ну, будь я на вашем месте, то позвонил бы в Управление полиции Миннеаполиса и попросил бы к телефону детектива Магоцци или детектива Ролсета. Вчера их видели в парке, они занимались снеговиками. Но звонить надо по стационарному телефону, особенно в такую погоду. Чтобы позвонить вам, мне пришлось зайти в шалашик.

– Прекрасно. И кстати, не вы ли следователь по делам об убийствах?

– Не-а.

– Ну, кто бы он ни был, тащите его сюда, чтобы он занялся осмотром места преступления.

– Он уже здесь.

Айрис перевела взгляд на двух своих заместителей, которые прямоугольником растягивали полицейскую ленту вокруг снеговика.

– Кто из них?

На этот раз Сэмпсон повернул голову посмотреть на нее, и она в первый раз увидела его лицо. Он чуть заметно усмехнулся:

– Это вы, шериф Риккер.

Магоцци проснулся в пять утра от порывов снега с дождем, бивших в окно спальни. Он повернулся на бок, положил на ухо подушку, чтобы заглушить эти звуки, и тут вспомнил, что кто-то убивает копов и лепит из них снеговиков.

Через полчаса он успел принять душ, одеться и поджарить яичницу с ветчиной, не обращая внимания на евангелиста, который, стоило включить телевизор, выскочил на телеэкран. Вот дерьмо. Сегодня же воскресное утро. Какие бы ни были новости, какие бы шуточки ни откалывала погода, один день в неделю на всех каналах и волнах господствовала религия, и, если ты хотел выяснить, не провалился ли мир ко всем чертям за эту ночь, тебе надо было ждать, пока мужчина в черной рясе не перестанет тебе рассказывать, что Божья любовь разлита повсеместно. Магоцци предположил, что никто из этих ребят не смотрит новости.

Во время еды он пробежался по всем каналам и нашел сводку местных новостей, в которой было чуть больше того, чем прошлым вечером, а пара кабельных новостных каналов прокрутила историю из Миннеаполиса, главным образом потому, что видеоряд был уж очень хорошим. В нем было несколько потрясающих любительских кадров, которых Магоцци не видел прошлым вечером, – вот мирные жители толпятся, фотографируя своих счастливых детей, которые лепят снеговиков, а вот уже управление полиции Миннеаполиса крушит их в поисках трупов. Он отставил тарелку и вытер рот бумажной салфеткой.

Он слышал на улицах лязг и скрежет городских снегоуборочных комбайнов и машин с песком и теперь, спустя тридцать лет, испытал старый приступ разочарования. Когда он был ребенком, такой снегопад, как вчера, накрывал город, самое малое, на день, а то и на два – это были веселые неожиданные каникулы и, казалось, возвращали время на сто лет назад. Отцы катали своих детей на санках прямо посреди улиц, мамы оставались дома, пекли пироги и варили большие кастрюли домашнего супа, и в каждом доме пахло мокрыми перчатками, которые сушились на радиаторах. Но наконец до слуха доносилось мрачное рычание техники, разгребавшей заносы, и на лицах родителей проступало облегчение – все возвращается к норме, и, как бы дети ни стонали и ни пищали, им придется заканчивать домашние задания, которые они отбросили в сторону.