Видимо, на моем лице отобразилось нечто, потому что женщина тут же защебетала.

— У меня нет причин жаловаться на судьбу! Нет, нет никаких причин. Никаких!

Как всегда, я потихоньку нажала кнопку магнитофона. После последнего посетителя на пленке еще осталось место.

Вечером я прослушала запись:

«…У меня нет причин жаловаться на судьбу.

После работы я иду ужинать в „Саагу“. Это недалеко от музея-библиотеки. Если погода хорошая, обхожусь без велосипеда. Просто иду, дышу свежим воздухом. Точнее, не „дышу“, а прямо ем его: мысленно разрезаю на кусочки, как прозрачное лимонное желе, и забрасываю в рот. А если это осень и со стороны Писпалы (это самый престижный район Тампере на берегу озера, где живут писатели и актеры) доносится запах сосновой хвои, грибов и синей-пресиней воды (от этого яркого цвета даже сводит зубы) — такой воздушный коктейль заменяет мне целую пачку витаминов.

Итак, я иду в „Саагу“. После воздушного коктейля у меня просыпается волчий аппетит. Обычно я выбираю два блюда, хотя хватило бы и одного, ведь порции тут — огромные. На первое — суп из белых грибов, приготовленный на сливках, на второе — стейк-филе из лосося, обернутый в бекон, к нему — картофель с ароматом дягиля, овощная запеканка по-карельски и соус из ягод можжевельника. В „Харольде“ я выпиваю рюмочку (не больше 30 граммов) фирменного морошкового шнапса. И чувствую себя бесконечно счастливой.

У меня нет причин жаловаться на судьбу…

На работе я часто слышу: „Туве, на тебя приятно посмотреть! Ты такая, такая…“ И слов не находят. Еще бы! Я же бывшая стюардесса международных авиалиний. А туда кого попало не берут — только длинноногих, стройных, проворных. Если бы не небо — сидела бы я в деревне под Немировым и вязала варежки на продажу, как это делает моя сестра. И, ясное дело, никогда не узнала бы, что такое „тартар из белой куропатки“… А это очень-очень вкусно, по-фински — „херкуллиста“.

С Арто Ваатаном я познакомилась в самолете. Мужчина, сидевший на месте „17С“, заказал виски раньше положенного времени. Я могла бы и отказать, но у него в руках была книга о Мумми-Троллях. Такой солидный господин. Немного похож на пекинеса — короткий нос, большие, широко посаженные глаза — и детская книжка! Я принесла виски и попросила разрешения посмотреть картинки. Так началось знакомство. Потом он всегда брал билет на мой рейс из Хельсинки до Киева и обратно. Летал часто. Имел вид солидного бизнесмена. Как выяснилось позже, бизнес у него был ма-а-а-ленький (что-то связанное с поставкой консервированной морошки). Но у него был свой дом с сауной на околице Тампере, двое взрослых детей, живших отдельно, и свобода выбора. И он выбрал меня.

А через полтора года после свадьбы оказалось, что Арто Ваатан — романтик. Таких я встречала и у себя на родине в большом количестве. Муж сначала прилично выпивал, потом бросил свой бизнес и подался к родителям в Лапландию, пояснив свой поступок старой финской пословицей: „Хочешь быть богатым — работай в городе, хочешь быть счастливым и свободным — стань оленеводом!“ Он выбрал второе.

Больше я его не видела. И все бы ничего, но дом он завещал детям…

Но мне было все равно. Ведь замуж я выходила не по большой любви. Просто примерно в то же время, когда он мне подвернулся на месте „17С“, как раз пошли слухи, что меня спишут на землю. И я ужасно волновалась. Не знаю, чем я так насолила команде! Наверное, бортинженер решил взять на мое место свою приятельницу. Но ведь небо для меня — это все! Некоторые боятся летать, а я могла бы распахнуть люк и легко пробежаться по небесам. Уверена: никогда бы не упала! Однажды я попыталась это сделать. Вот после этого случая, когда милый Арто помогал моей напарнице отпаивать меня водой, и начались репрессии, поползли слухи. Представляю, как шипели мои завистники, когда Арто забрал меня к себе!

А уже потом был этот музей…

— Не знаю. Просто не знаю, что делать… — услышала я, как говорит директор роува Саатаннен. — Какой тут может быть выход?..

Она не догадывалась, что перегородка между ее кабинетом и подсобным помещением тоненькая, как картон. Или, скорее, у меня тонкий слух. Ведь если у человека тонкий вкус, наверное, и все остальное у него тонкое, деликатное…

— Какой может быть выход? — продолжает роува Саатанне, разговаривая с администратором роува Пайве. — Что с ней делать? Какая несчастная судьба! Совсем одна, в чужой стране… Сколько же ее тут держать? На это место давно претендует Ярмо. У него замечательная научная монография по детской литературе.

— Да она, корова, всем тут поперек горла! — говорит роува Пайве и даже зубами щелкает (она недобрая, эта администраторша!). — Неужели сама не понимает? Зачем вы ее подобрали?!

— Вы слишком суровы, — прерывает ее директриса.

— Это вы слишком мягки, роува! — не унимается администраторша. — Ей место в приюте для одиноких.

Роува Саатенне что-то отвечает своим тихим голосом, а я погружаюсь в фантазии. Я представляю себе несчастную толстую и одинокую корову, которая носится по снежной пустыне в поисках травы…

Я хорошенько умываюсь в туалете музея. Тут так красиво! Всюду пластик, стекло, разноцветный кафель и очень хорошо пахнет (когда летала, следила за тем, чтобы в туалете нашего самолета всегда был освежитель воздуха с клубничным запахом). Надеваю роскошное платье — я сшила его сама, еще когда жила с Арто. Оно черное, с кружевом и рюшами, талия — низкая, на груди — большой бархатный бант, снизу — широкая оборка. Ресницы и губы я всегда старательно подчеркиваю — осталась привычка от бывшей профессии. Мне же работать на людях!

Собираюсь я быстро. И выхожу в холл. Сажусь на краешек стула за стойкой, где царит роува Пайве, и складываю руки на коленях.

Вскоре придут первые посетители. Я так жду их, что не могу усидеть на месте. Волнуюсь, не помялся ли бант или оборка, поглядываю на себя в зеркальце, поправляю прическу. От волнения у меня пересыхают губы.

Я работаю экскурсоводом в музее Мумми-Троллей. Вот и не верь после этого в судьбу! Из-за этой книги я познакомилась с Арто. Потом я перечитала все девять книг. И поняла, что они написаны обо мне. Точнее, написаны так, как могла бы написать их я. Когда в музей приходят дети и я вожу их от стенда к стенду, от экспозиции к экспозиции, я рассказываю им новые сказки — продолжение историй о семье забавных лесных существ. Я рассказываю их очень тихо, чтобы — не приведи Бог! — не услышала роува Пайве!

Только однажды какой-то паренек стал спорить со мной. Он был уже довольно взрослый и наглый. „Вы же не Туве Янсон!“ — сказал он.

С той поры мое имя — Туве. Туве Янсон. И с тех пор я боюсь и не люблю детей. Они дотошные. У них потные ладошки и влажные носы. Они все время жуют жвачки и выдувают из них большие разноцветные пузыри именно тогда, когда я рассказываю им удивительные истории. О том, как я поселилась на острове со своей подругой-художницей и мы круглосуточно создавали живые иллюстрации к моим сказкам из дерева, камня, стекла, папье-маше и других подручных средств. Завывал ветер, мела метелица… Мы разводили огонь в камине и клеили фигурки Мумми-Троллей и их друзей.