– Значит, вы признаете, что он живет здесь? – засмеялся отец Хэчетт.

– Я ничего не признаю, – сказал я.

«Кретин!» – воскликнул маленький сердитый человечек у меня внутри. «Сохраняй спокойствие», – прошептали мне на ухо Вы, Ричард Гир, и я мысленно увидел Вас рядом с собой. Вы были прозрачны, как привидение, а потом исчезли.

В доме раздался шум, будто чьи-то тяжелые шаги.

Отец Хэчетт обернулся, я тоже посмотрел на окно. В этот момент штору быстро задернули. Отец Макнами следил за нами и, похоже, не старался остаться незамеченным. Я подумал, что он, может быть, даже хочет, чтобы отец Хэчетт знал, что я его прячу.

– Он взрослый человек и публично сложил с себя сан, так что мы не имеем законных оснований предпринимать что-либо, – сказал отец Хэчетт. – Но я хотел предупредить вас, что, когда у отца Макнами начнется депрессия – а она обязательно начнется, – вам понадобится помощь.

Я кивнул – ответить так было проще всего.

– Ему будет казаться, что идет дождь, хотя на самом деле будет светить солнце. Он начнет с подозрением относиться к людям. Он станет невообразимо мрачным и будет кричать на вас, превратно толковать ваши мысли. Тогда-то вы осознаете, что это выше ваших сил.

– Понятно, – сказал я, хотя не поверил ему.

– Я вполне понимаю, почему вы так привязаны к отцу Макнами, – сказал отец Хэчетт. – Его вдохновение может быть прекрасным. Необыкновенно прекрасным. Как у Иоанна Крестителя или даже пророка Илии.

– Прекрасным?

– Невероятно. Он всех нас покорил этим. Иногда в нем проглядывает даже нечто божественное. А иногда у него проявляется пророческий дар, прямо сверхъестественный. Это всех нас притягивало к нему.

Я вспомнил, как однажды взгляд отца Макнами, казалось, засасывал меня, как водоворот.

– Хотите что-нибудь спросить, Бартоломью? Догадываюсь, что все это трудно переварить.

– Как вы думаете, Бог перестал говорить с отцом Макнами? Поэтому он и оставил церковь?

– Бог говорит со всеми, но одним Он говорит больше, чем другим. – Отец Хэчетт щелчком послал окурок на обочину и опять похлопал меня по груди, как датского дога. – Ну, я сказал все, что надо было сказать. Вы знаете, где меня найти – прямо в конце улицы, в церкви Святого Габриэля. Обращайтесь в любое время дня и ночи. Передайте отцу Макнами, что мы по нему скучаем, ладно?

– Ладно.

Мы пожали друг другу руки, и он направился прочь. Судя по его легкой походке, он испытывал облегчение.

С чего бы это?

– Что эта старая развалина говорила обо мне? – спросил отец Макнами, как только я вернулся в дом. Это было несколько странно, потому что на вид они с отцом Хэчеттом одного возраста.

– Он сказал, что у вас биполярное аффективное расстройство, – ответил я.

– И мне следует принимать лекарства, да?

Я кивнул.

– И что ты думаешь? – спросил он.

– О чем?

– Надо меня пичкать лекарствами или не надо?

– Я не знаю.

– Как по-твоему, я свихнулся?

– Нет, – сказал я, понимая, что он ждет именно такого ответа. – Но я не доктор.

– Знаешь, у Иисуса, скорее всего, было биполярное расстройство, – сказал он, энергично кивая самому себе. – Он то призывал любить врагов своих, то опрокидывал столы менял. То подставь другую щеку, то восстанавливай справедливость мечом.

Подняв правую руку, отец Макнами продекламировал:

– «Сие сказал Я вам, чтобы вы имели во Мне мир». Евангелие от Иоанна, глава шестнадцать, стих тридцать три. «Не думайте, что Я пришел принести мир на землю; не мир пришел Я принести, но меч». Евангелие от Матфея, глава десять, стих тридцать четыре. Сначала Он идет в толпу, чтобы лечить людей, кормить их и внушать благоговение, а потом удирает от них на лодке в спокойное место, молится в одиночестве в саду. Что, если бы Иисуса пичкали лекарствами? – Отец Макнами прочесал пятерней бороду. – Думаешь, Ему захотелось бы отдать Свою жизнь за все человечество? Этот поступок вряд ли можно назвать рациональным. Люди не идут добровольно на крест, если их разум, сердце и душа успокоены лекарствами. Никому не хотелось бы, чтобы Иисус принимал пилюли, меняющие Его настроение, правда? А мы, будучи католиками, должны жить так, как жил Он, верно? Верно?

Я кивнул, потому что это представлялось мне логичным.

Отец Макнами кивнул мне в ответ и добавил:

– И по той же причине Господь дал нам виски.

Он встал на колени в гостиной и продолжал молиться.

Впервые в жизни я решил пропустить мессу, потому что не хотел, чтобы отец Хэчетт снова сбивал меня с толку своими разговорами. Мы с отцом Макнами и так причащались по три раза в день за завтраком, обедом и ужином. Вы, Ричард Гир, являлись мне несколько раз в моей спальне, как призрак, и говорили, что нет ничего страшного в том, чтобы пропустить мессу, что Богу можно молиться и говорить с Ним где угодно. Но Вы все-таки буддист, и я не уверен, что могу целиком положиться на Вас в этих вопросах.

Отец Макнами все молился, молился и молился, и больше ничего существенного у нас не происходило, пока я не пошел в библиотеку утром в понедельник. Библиодевушка была на работе. Я вспомнил о нашем договоре с Венди. Как бы мне хотелось выпить пива с Библиодевушкой в баре!

Я ничего так не хочу, как поговорить с ней.

Я просил Бога, чтобы Он придал мне сил.

На ней были черные ботинки военного образца, джинсы и длинный белый свитер, похожий на платье и обволакивавший ее фигуру от плеч до коленей. Примерно час я наблюдал, как она катает туда-сюда тележку, расставляя на полках книги по алфавиту. Сначала она рассматривала корешок книги сквозь свои длинные каштановые волосы, а затем окидывала взглядом полки.

Найдя нужное место, она кивала и сжимала губы, словно говоря: «Ага, я нашла дом, где вы живете, миссис (или мистер) Книга».

Затем она вставала на колени или забиралась на лесенку, прикрепленную к тележке, и раздвигала книги, освобождая место. Поставив книгу на полку вровень с другими в ряду, она пристукивала по ней указательным пальцем, что, по-видимому, означало «отлично».

Наблюдая за Библиодевушкой, я все время воображал, что Вы, Ричард Гир, разговариваете со мной. Вы говорили: «Посмотри на нее, Бартоломью. Она идеально тебе подходит. Подойди к ней и заговори. Спроси ее, что она любит читать. Спроси, любит ли она смотреть на реку за Музеем искусств. Скажи ей, что тебе нравится, как она одета. Что она работает аккуратно и эффективно и что ты ценишь оба эти качества. Пригласи ее выпить пива с тобой. Что тебе мешает это сделать? Что ты теряешь? Вот же она. Подойди к ней, толстый! Нужно-то всего лишь пройти пятьдесят футов и сказать десять слов. Ну, двигай!»

Когда Вы разговаривали со мной в библиотеке, то неизменно называли меня толстым. «Давай, толстый! Она перед тобой. А я все время буду рядом. Мысленно я буду говорить тебе, что делать. Давай, давай! Все у нас получится. Доверься мне». Мне становилось легче, когда я мысленно слышал Ваш голос, пусть я только притворялся, что слышу. Вы ведь так хорошо и уверенно обращаетесь с противоположным полом и на экране, и без экрана.