Наша жизнь после свадьбы четко организована, с самого первого дня. Я рада, что смогла устроить все по своему вкусу. Гостиная, столовая с линолеумом на полу — очень практично. Современная кухня и спальня — она требует ремонта, но с этим придется подождать, потому что даже новые обои нам сейчас не по карману. Я оказалась хорошей кухаркой и дважды в день радую Луи своей стряпней, а он моет посуду, ведь мне нужно беречь руки.

Уроками я зарабатываю на масло к шпинату, поскольку Луи пока получает немного. Сейчас я опробую свой педагогический талант на четырех скромных милых девочках — близняшках Гёдель, внучке адмирала Лебигана и племяннице аптекарши. Я даю уроки в гостиной, попивая чай, как мадемуазель Верье. Не то чтобы я так уж любила чай, но от кофе у меня учащается сердцебиение, а руки нужно чем-нибудь занимать. Надеюсь, скоро у меня прибавится учеников, они будут называть меня «мадам» и в конце каждого занятия оставлять деньги в конверте.

Луи очень организованный человек, он привержен своим маленьким привычкам и всегда возвращается с работы ровно в шесть вечера. Меня это успокаивает.

Я смеюсь над собой, вспоминая, как мечтала о славе, путешествиях и бурных страстях. Женщины, реализующие подобные мечты, всегда плохо кончают. Преждевременно стареют и чувствуют себя совершенно одинокими. Мне повезло, что я нашла свое счастье там, где не искала, в покое честно и раз и навсегда устроенной жизни.

Луи очень мил, внимателен и ведет себя по отношению ко мне слегка покровительственно — сказывается разница в возрасте. Не знаю, люблю ли я его, но несчастной себя не чувствую.

Метания остались в прошлом, потому что я больше не жду от жизни ничего особенного. Если не стану дергаться и высовываться, возможно, горести и беды забудут обо мне до конца моих дней.

Я чувствую, что встала на верный путь, и хочу, чтобы ничего не менялось, никогда. Даже если я однажды заскучаю, думаю, что предпочту скуку страданию.

В следующее воскресенье мы отпразднуем первую годовщину свадьбы. Я приготовлю жиго из ягненка и кофе глясе. После обеда мы отправимся на прогулку в автомобиле. Ничего из ряда вон выходящего, но при желании я всегда могу привнести немного романтики в банальность моей повседневной жизни.

* * *

Как им удалось заставить меня смириться, что за слова они нашли, какие доводы приводили? Знай я, что листочки из дневника способны причинить мне такую боль, ни за что не взяла бы их с собой. Тем более что здесь, в Венеции, их негде спрятать: секретера в комнате нет, только рабочий столик с единственным ящиком. Шкаф на ключ не запирается, так что остается только чемодан под кроватью.

Жюльетта ужасно взволнована — она вычислила, когда именно отреклась от Жюжю. В ее воспоминаниях она потерпела поражение много позже, когда из-за безобразного поведения Луи потеряла последнюю ученицу. Она тогда замкнулась в себе, а в качестве самооправдания то и дело вспоминала о своем невезении и горестной судьбе. Но теперь, прочтя очередной отрывок из дневника, Жюльетта поняла, что сдалась намного раньше, из трусости. И противнее всего было то, что она сознательно возвела это в добродетель.

Я проиграла свою жизнь из страха проиграть ее… Если не стану дергаться и высовываться, возможно, горести и беды забудут обо мне до конца моих дней. Так все и вышло, вот только счастья мне тоже не досталось! Выходит, чрезмерное благонравие способно навредить человеку, так что, если судьба забывает вознаградить нас за беспредельное терпение, следует потребовать с нее причитающееся.

Джульетта повезла Анну на прогулку. Итальянка обожает девочку, она управляется с инвалидным креслом легко и весело, как с тележкой в супермаркете. Джульетта не знает, насколько безнадежно состояние больной, и жаждет, чтобы лавры целительницы достались именно ей. Неведение делает ее всемогущей, она каждый день одерживает маленькие победы, ведь отчаяние не связывает ей руки. Жюльетта удивляется, глядя, как Анна все легче проглатывает нормальную еду, на что Джульетта только плечами пожимает, но даже не пытается скрыть, что наслаждается своими успехами.

Джульетта сильная. Потому что не боится, думает Жюльетта, поправляя прическу перед зеркальной дверцей шкафа. Щетка скользит по ее все еще красивым волосам. Она уступила нежной просьбе Пьера, отправилась в салон, где из нее сделали интеллигентную блондинку, и перестала носить пучок. За две недели прогулок по городу и отдыха на террасах кафе кожа у нее посвежела, и Жюльетта подчеркивает загар легкими мазками розовых румян на скулах. Вечно пребывающая в прекрасном настроении Джульетта сняла с нее груз забот об Анне, и руки Жюльетты не только быстро пришли в норму, но и открыли для себя в праздности счастье прикосновений, ласк и поглаживаний. Пьер и Анна первыми почувствовали на себе их вновь обретенную нежность.

Жюльетта кладет щетку и поворачивается на сто восемьдесят градусов, чувствуя себя изящной и хрупкой в подаренной Пьером голубой джелабе.[2]

Твое тело должно дышать, сказал он, чтобы раз и навсегда избавить ее от комплексов. Теперь Жюльетта приходит в восторг от того, как шуршит и струится тонкая ткань, соприкасаясь с ее кожей. Вот почему она все время движется и кружится. Пьер, естественно, одной джелабой не ограничился, и Жюльетта уже десять дней не надевает ничего другого. Сначала она стеснялась выходить в таком виде на улицу, но очень быстро сдалась, уступив настойчивым просьбам Пьера, и в какой-то момент осознала, что теперь привлекает к себе куда меньше внимания, чем в своих нарядах а-ля дама-патронесса.

— Ты готова? — спрашивает вошедший без стука Пьер.

— Сегодня четверг, — отвечает Жюльетта. — Ты прекрасно знаешь…

— Знаю что?

— По четвергам мне звонит дочь.

— Так набери номер сама. Все лучше, чем сидеть взаперти в ожидании звонка.

Жюльетта краснеет. Она не знает, сколько стоит минута связи между Венецией и Созоном, хотя абсолютно уверена, что Пьер оскорбится, если она предложит ему деньги. Но она ни за что на свете не согласится злоупотреблять его щедростью. Почему материальные мелочи так осложняют жизнь? Она чувствует, что в ее воспитании есть несколько невосполнимых пробелов, мешающих ее общению с миром.

— Так я наберу номер?

Вопрос задан для проформы — Пьер уже протягивает ей трубку. Бесцветный голос Бабетты мгновенно набрасывает на дивное утро серую вуаль повседневности. Моя дочь умерла, хотя сама того не знает. Ей нет дела до моего новообретенного счастья, она не догадывается, что, пока мы разговариваем, Пьер целует меня в затылок, гладит по волосам. Бабетта жалуется на настроение Луи, спрашивает, принимает ли Анна лекарства, — я не осмеливаюсь признаться, что девочке стало гораздо лучше, как только мы спустили оставшиеся таблетки в унитаз, — предлагает встретить меня в четверг в аэропорту.

— Это исключено! Анна едва начала привыкать.