Через мгновение глаза Ноны приспособились к темноте. Горела единственная свеча, проливая воск там, где упала — у двери в мастерскую матери, в которой та плела тростник. Мать Ноны лежала, растянувшись, одна рука тянулась к выходу, ее пальцы почти касались носков башмаков Ноны. Губительная рана вскрыла ее спину, кровь собралась вокруг нее, пляшущее пламя свечи отражалось в свежей луже крови. И, несмотря на все ее внутренние протесты, из груди Ноны вырвались рыдания и крик боли. Щеки онемели, и она упала на колени, горячие слезы брызнули из глаз при ударе о плотно утрамбованную землю. Безмятежность Ноны пошатнулось. Она стояла на четвереньках, прерывисто дыша. Ее мать лежала мертвая. Ее мать. Не важно, что произошло между ними, за этими отрицаниями всегда скрывались узы любви. Вспомнились нежные времена, разделенные улыбки, смех, объятия. Узы, которые образовывали ветвь великого древа Предка, узы человеческой цепи, тянущейся через эоны назад к единственному стержневому корню арбората.

Нона, оттолкнув боль, поднялась на колени. Это было испытание. Это была ловушка. Она вытерла глаза, ища свой центр.

— Где-то, оно должно быть где-то здесь. — Она встала и огляделась. Что-то должно быть не так. Что-то не на месте? Транс безмятежности защищал ее от горя, но ее глаза продолжали возвращаться к телу матери, маленькому и сломанному.

— Ничего нет... — Нона упала на колени, несмотря на свой транс, придавленная тяжестью, которую не могла понять. Слезы снова наполнили ее глаза, затуманивая зрение, когда она поднимала голову женщины, которая была для нее всем, на колени.

— ...устала...

— Мама? — Нона сморгнула слезы. Но карие глаза, в которые она смотрела, не принадлежали ее матери, а рука, сжимавшая ее руку, была огромной.

— Дарла? — Нона выдавила имя подруги.

Карие глаза Дарлы затуманились замешательством, чем-то вроде удивления, и посмотрели куда-то вдаль, над головой Ноны. Дым и огонь вокруг них были не из деревни Реллам. Это горели конюшни Шерзал. Восемьдесят миль до Башни Пути превратилась в сотни.

— Она ушла, Нона. — Чайник положила руку на плечо Ноне.

— Дарла... — Еще одна кровоточащая рана. Нона скрипнула зубами.

Рука Дарлы все еще держала ее, теплая, твердая, настоящая. Может быть, ее еще можно спасти… Может быть, на этот раз все будет по-другому.

Усилие, с которым она оторвала взгляд от Дарлы, едва не сломило Нону. Отвернуться от друга, который нуждался в ней, умирающего друга...

— Это не настоящее. — Нона повернула голову, пытаясь вызвать транс ясности, хотя ее сердце болело и колотилось. — Все это не настоящее.

— Нона... — Чайник медленно покачала головой, словно горе сделало ее слишком тяжелой. — Мы должны идти.

— Там! — Среди клубящегося дыма и красных языков пламени виднелась дверь, которой не было, когда все это произошло, дверь, которой не было места в конюшне Шерзал и которая не могла никуда вести.

— Нона! — Крики из большой кареты перед главным выходом. — Ты нам нужна.

Позволить голове Дарлы упасть было бы равносильно предательству. Каждая ее частичка хотела остаться. Каждая ее частичка хотела встретиться лицом к лицу с опасностью вместе со своими друзьями. Чтобы спасти их. На этот раз сделать это лучше.

Но она вскочила на ноги и бросилась через пылающую конюшню как раз в тот момент, когда дверь, на которую был устремлен ее взгляд, начала исчезать из виду.

— Нет! — Она добралась до нее как раз в тот момент, когда таяли последние линии. — Нет! — Дефект-клинки вонзились глубоко и, неистовство рубя, окруженная бурей щепок… Нона прорвалась внутрь.

Ее окружили изогнутые, заполненные сигилами стены, инкрустированное серебро мерцало в свете, который, казалось, быстро угасал. Нона обернулась как раз вовремя, чтобы увидеть исчезающий дверной проем, а за ним — спиральные ступени Башни Пути. Тень человека, Джулы или Ары, лежала на каменных ступенях, освещенных цветным шепотом дня, который сиял в классе наверху и струился через витражные окна.

Мгновение спустя дверной проем исчез, и Нона стояла в комнате, слепая и одинокая.

— Это была неправда. Все это, — прошептала она в темноту.

Хотя кое-что из этого было правдой. Настоятельница Стекло умерла и Сладкое Милосердие уже никогда не будет прежним.

Три года назад

Спасение

— ОНИ ОПЯТЬ НАС догоняют. — Нона сгорбилась на плотном снегу, слишком замерзшая, чтобы дрожать. Ветер украл ее слова и с воем унес прочь. Солдаты Шерзал хорошо знали горы и нашли для подъема на высоты пути попроще. Нона видела на юге черные фигуры, чуть больше точек, почти на плече между двумя вершинами, где они с Зоул должны были пройти, чтобы добраться до льда.

— Мы должны спуститься вниз. — Зоул указала на ледяное ущелье, где восточная сторона хребта раскололась вдоль какой-то скрытой линии разлома.

— Вниз? — Нона попыталась представить себе какой-нибудь способ достичь этого, кроме падения. — Там же Скифроул. — Она посмотрела на предгорья, частично скрытые туманом и клочьями облаков, окружившими пояс гор.

— Вряд ли они последуют за нами туда, — пожала плечами Зоул и продолжила путь вдоль кряжа. Их путь казался зазубренным каменным лезвием, покрытым двумя футами замерзшего снега на южной стороне и черным льдом на северной.

Спуск оказался таким же трудным, как и подъем, хотя и по-разному. Он нашел совершенно новый набор мышц для напряжения. Ноги Ноны начали чувствовать себя так, будто они принадлежали кому-то другому, не обращали внимания на ее приказы, зато позволяли получать полную долю боли. Несколько раз она начинала падать и спасалась только потому, что вонзала свои клинки в лед и камень. Они спускались в течение часа, и мир внизу, казалось, не становился ближе, хотя черная скала, все выше поднимавшаяся позади них, уверяла, что они не стоят на месте.

На склонах, обращенных к земле королевы Адомы, ветер дул уже не так яростно, но был далек от спокойного. Облака плыли под ними, плескаясь о склоны, как серое море. Нона услышала крики еще до того, как они достигли клубящегося слоя тумана, и, оглянувшись, увидела, что те, кто возглавлял погоню, были менее чем в ста ярдах. Мимо нее просвистело копье.

— Мы потеряемся в облаках, — сказала Зоул. Она запрыгнула вниз, с камня на камень, и, казалось, ноги у нее были такие свежие, словно она только что встала с кровати. Подойдя к копью, застрявшему в камнях, она подняла его.

Нона последовала за ней, хмуро глядя на облака.

— Мы тоже там потеряемся. — Но она предположила, что «вниз» — более легкое направление, когда идешь, почти ничего не видя.

Туман поднимался навстречу их спуску, холодное белое море окутало их, украсив волосы Зоул драгоценными камнями росы, которые замерзали в крошечные жемчужины. Нона спотыкалась в изнеможении, огонь корабль-сердца наполнял ее разум рассеянной энергией, но ничего не делал для мышц бедер.