Ване было немножко жаль, что не удастся сделать скворечник беленьким, нарядным, но ничего не поделаешь: папа ведь лучше знает. Мальчик взял пилу и принялся за работу. Трудился до самого вечера. Отец смотрел, поправлял, но не помогал сыну.

Наконец поздно вечером скворечник был готов. Ваня приколотил его к длинному шесту и поставил возле дома.

На другой день Ваня и Пётр Михайлович прикрутили проволокой шест к берёзе возле самого дома. Всё было в порядке, оставалось только ждать крылатых гостей.

Но долго ждать не пришлось. В конце марта, отправляясь в школу, Ваня выбежал на крыльцо. Яркое солнце слепило глаза, в лицо пахнуло свежестью и талой землёй.

В палисаднике неистово чирикали воробьи. А что это ещё за скрипящие, щебечущие звуки раздаются откуда-то сверху? Ваня поднял глаза. На берёзе возле скворечника сидел скворец. Он запрокинул головку, растопырил крылышки и что есть мочи скрипел, щебетал и свистел на разные голоса.

– Вот это здорово! – воскликнул от радости Ваня и помчался в школу – сообщить товарищам важную весть.

С этого дня каждое утро, уходя в школу, Ваня останавливался на одну минутку, чтобы полюбоваться на скворушку. А днём, возвратившись из школы, мальчик поминутно выбегал на крыльцо удостовериться – тут ли скворец, не улетел ли он, не покинул ли свой домик.

Скворец был не один. С ним вместе прилетела скворчиха. Вначале обе птицы хлопотали с утра до ночи – таскали в домик прутики, пёрышки… А потом скворчиха стала появляться всё реже и реже. Большую часть времени она проводила в скворечнике, верно, устраивала там гнездо, готовилась снести яйца.

– Папа, а кошки не заберутся в наш домик? – спросил как-то Ваня.

– А ты устрой им преграду, – ответил Пётр Михайлович. – Наруби в лесу елового лапника и обвяжи им ствол берёзы: обвяжи так, чтобы колючие лапы торчали вниз. Ни одна кошка тогда на дерево не полезет.

На следующий день Ваня так и сделал.

Прошла неделя, другая. Уже на берёзе надулись почки, того гляди, лопнут. И вдруг случилась беда. Ещё ночью сквозь сон Ваня слышал, как за стеной что-то гудело и выло. А проснулся утром, глянул в окно, да так и ахнул: на дворе зима. Всё кругом – земля, крыши домов – было в снегу. Ваня сразу вспомнил о своих скворцах: как бы ещё не замёрзли.

Мальчик быстро оделся – и к отцу.

– Папа, опять зима. Наши скворушки не замёрзнут?

Пётр Михайлович покачал головой:

– Холод птицам не страшен. Другое дело: где им еду добыть? Земля под снегом, ни червяков, ни жуков не достанешь.

– А если хлеба на снег покрошить?

Отец пожал плечами:

– Попробуй. Только вряд ли они будут крошки в снегу подбирать. Скорее их воробьи поклюют.

Ваня надел куртку, выбежал во двор. Резкий, холодный ветер трепал ветви берёзы. На шесте угрюмо торчал скворечник, а возле него сидели, нахохлившись, оба скворца.

Ваня взял ломоть чёрного хлеба, раскрошил, разбросал под деревом и, спрятавшись за дверь, стал ждать. Всё напрасно. Скворцы даже не пошевелились, наверное, и не заметили предложенную им еду. Как же быть? Но думать об этом уже было некогда, нужно спешить в школу.

С тяжёлым чувством брёл Ваня по улице на другой конец деревни, где находилась школа. Доро́гой мальчик всё оглядывался: не слетят ли скворцы на землю? Но две тёмные точки неподвижно чернели на сучке берёзы. Ваня последний раз взглянул на них и уныло вошёл в класс.

Зима воротилась не на шутку. Третий день не отпускал мороз, и сердитый ветер гнал по полям струйки позёмки.

Все птицы попрятались кто куда. Одни грачи, как чёрные головешки, торчали у своих гнёзд в берёзовой роще.

Оба скворца тоже всё сидели на одном месте возле скворечника. Они будто примёрзли к своему сучку и, казалось, так ни разу не сдвинулись с места.

– Плохи дела, – качал головой Пётр Михайлович. – Пожалуй, этак помрут с голодухи. Ведь не скажешь им, чтобы на снег слетели, что там им еда приготовлена.

– Папа, а если им корм прямо в скворечник насыпать? – спросил Ваня.

– Нет, спугнёшь только, – ответил отец и, вдруг улыбнувшись, сказал: – А ты, сынок, хорошую мысль подал. В скворечник еду мы сыпать, конечно, не будем, а вот что попробуем: сколотим из дощечек кормушку, положим туда хлеба, творогу, каши и подвесим кормушку к скворечнику. Может, так они скорее сообразят, что им делать.

К вечеру кормушка была готова. К ней приделали верёвки так, что она могла висеть на сучке, как люлька.

Когда стемнело, Пётр Михайлович осторожно приставил к берёзе лестницу и забрался с кормушкой на самый верх. Там он перекинул верёвку через толстый сук и укрепил кормушку под скворечником.

Потом спустился на землю и нижний конец верёвки обвязал вокруг ствола.

– Понимаешь, в чём дело, – сказал он Ване, – кормушка у нас получилась подъёмная: хотим – на землю спустим, а захотим – опять кверху подтянем. Мы теперь в неё можем сыпать корм прямо с земли, не залезая на дерево, не тревожа птиц. Вот только будут ли они есть его?

Наутро отец и Ваня проснулись чуть свет, и оба сейчас же бросились к окну. На дворе было по-прежнему хмуро и холодно. Печально торчал на шесте скворечник, а под ним темнела, слегка покачиваясь, кормушка.

Но где же скворцы? Может быть, греются в домике или они улетели куда глаза глядят? А может, замёрзли?

Вдруг Ваня схватил отца за рукав:

– Папа, гляди!

Из скворечника выглянула чёрная головка. Птичка глянула направо, налево и вылетела прямо в кормушку.

– Вот это разумно, – одобрил Пётр Михайлович.

– А где же другой скворец? – забеспокоился Ваня.

– Ну, брат, теперь оба целы будут, – успокоил его отец. – Уж если еду нашли, не помрут.

И действительно, вскоре в кормушке завтракали уже оба скворца.

Конец мая – лучшая пора весны. В лугах уже поднялась, загустела трава, и вся земля как будто оделась в зелёное платье с золотистым горошком из цветков одуванчика.

Разве усидишь в такую пору дома в воскресный день? Вот я и не усидел. Уже под вечер взял удочку… и через час очутился далеко за Москвой, среди цветущих лугов, среди таинственного шороха молодой листвы.

Пройдя немного, я выбрался к небольшой речке с забавным названием – Незнайка, уселся на бережок и закинул удочку. Просидел с полчаса. Не клюёт. Зато кругом так хорошо! Солнце спускается к горизонту всё ниже и ниже, уже за верхушками деревьев спряталось. Над берёзами закружились майские жуки. У берега квакнула лягушка. И вот где-то невдалеке, в черёмуховых кустах, раздался протяжный певучий посвист, следом за ним – громкая трель и снова посвист: запел соловей.

Я слушал его, глядел на заходившее солнце и думал о том, как много обаяния в нашей родной природе. Эти луга, и холмы, и зелёные острова берёзок среди полей – как хорошо всё это! Недаром же неповторимый художник Левитан всю силу души, весь свой талант отдал этому краю. И недаром все мы беззаветно любим свою родную землю.