Ноги Рипера мелькнули со шконки, над самой грудью Лока. Он приземлился на пол.

– Где она?

– Что?

– Нычка твоя, что! Железячки от забора, которые ты закурковал, пока мы его красили!

– Ну, красили, и что? – неспешно спросил Лок, поднимаясь на ноги.

Рипер придвинулся так, что их теперь разделяла какая-то пара дюймов. Райан не подавался.

– Уговор был, – процедил Рипер, – что я перехожу в общую зону, иначе показаний не даю.

– Ну, так ты и есть в общей зоне, – развел руками Лок.

– Да? Я пять лет провел в строгаче, закупоренный в одиночке. Без выхода во двор. Никаких звонков. Только сидеть и сходить с ума. Больше я на это не пойду, понял? Так что говори, где те твои железки.

Глаза Райана скользнули на судорожно сжатые кулаки Рипера. Вообще пожизненные сидельцы – народ ломкий, требующий к себе бережного обращения. Особенно если от них зависит дача показаний. В особенности громких. Могут по любому поводу встать в позу и выдвигать самые нелепые требования: скажем, чтобы охранники носили за ними личные вещи, или чтобы в три часа ночи им в камеру подавали кофе. Здесь случай был примерно такой, но не совсем.

– Думаешь, это убережет тебя от того, чтоб ты чикнул своего кореша?

Лок не реагировал.

Рипер, обиженно моргнув, отступил и взялся сам обшаривать камеру.

– Если они найдут нычку здесь, у нас, обоим нам кранты. Усёк?

Рипер, разумеется, врал. Надзиратель мог обнаружить в камере кило кокса, ящик бухла и гору порнухи, и все равно Рипер через сутки с небольшим отправился бы отсюда в солнечный Сан-Франциско давать свои показания.

В конце коридора грохнула тяжелая стальная дверь. Залаяли окрики охранников, начавших прочесывать верхний ярус. Вскоре очередь дойдет и до этой камеры, где тюремщики неизбежно найдут железки, припрятанные вроде как старательно, но не настолько, чтобы их нельзя было обнаружить.

Железки были для Лока пропуском в кабинет начальника тюрьмы, где он доложит, что настало время убрать отсюда Рипера, а также себя самого вместе с Таем.

– Ну, а это у нас что?

Лок застыл на месте, в то время как Рипер посасывал кровь от пары мелких порезов на кончиках пальцев. Под нижней шконкой оказались примотаны скотчем железные штырьки, которые он нечаянно задел рукой. Теперь Рипер сунулся туда с головой и через полминуты вынырнул оттуда со всеми тремя.

Протиснувшись мимо Райана, он припал у двери камеры. Там под решеткой был зазор – сантиметр, не больше. Рипер дождался, когда охранники зайдут в очередную камеру, и выпихнул штырьки под решетку. Проскользнув по проходу, они упали на пол нижнего яруса. Если при этом и был стук, то он не различался на фоне общего гвалта и протестующих выкриков.

Снизу донесся окрик, и внизу (не факт, что под камерой Лока) вокруг трех прутков металла собрались охранники. Надзиратель, увидевший штырьки первым, поднял голову и пальцем указал по меньшей мере на три камеры, откуда железки могли пульнуть сверху.

– Ишь, козлы! – крикнул он заключенным, стоящим там у дверей. – Варят котелки-то!

Рипер отступил к своей шконке. Пальцы у него все еще кровоточили. Из своих пожитков он спешно достал заточенную зубную щетку (уже как-то показывал ее Локу) и доверительно всучил сокамернику.

– Бери. Поверь, она тебе понадобится.

– Мне нужно поговорить с начальником, – негромко обратился Лок к молодому дежурному по этажу, который первым подошел к камере. Разумеется, говорить это во всеуслышание было непозволительным риском.

– А в чем дело? – Коп, чувствуется, все еще злопыхал насчет допущенного срыва распорядка. – Кофеек холодноват? Матрасик жестковат? Простынки не из шелка?

Как и любое другое крупное учреждение, тюрьма «Пеликан Бэй» целиком зиждилась на соблюдении режима.

– Просто скажите ему, хорошо? – как мог цивильно проговорил Райан.

Рипер своей мясистой дланью сердечно хлопнул Лока по плечу.

– Время гуль-гуль, солдатик. Никуда не денешься.

Оставалось одно: держаться.

Оказавшись перед выходом во двор, Райан ощутил себя словно у жерла одного из ходов, ведущих на арену Колизея; гладиатором, ждущим просверка слепящего наружного света и рева кровожадной толпы. Когда впереди всего лишь два возможных исхода: победа или смерть.

Во дворе белые заключенные сразу же заняли те скамейки, что на отдалении от блока. Лок обратил внимание и на две другие группы: стаю нортеносов слева, зорко поглядывающую на белых, и скамьи справа, где сидели темнокожие с Таем по центру.

– Чуют: что-то затевается, – сам себе пробормотал Лок, невольно оттягивая время.

Взгляды всех белых устремились на него.

Внезапно в руке у Филеаса мелькнула заточка. Несравненно более острая, чем заостренная зубная щетка, да еще и с зазубринами по всей длине, гарантирующими еще большие повреждения на выходе, чем на входе.

– Остановись, мгновенье, – ухмыльнулся энбэшник, и заключенные рядом с Локом истаяли, как снег в Сахаре. Вблизи остался только Рипер.

– Вы чего, долболобы? – прорычал он негромко. – Если он один пойдет через двор, жабы сразу смекнут, что к чему.

Тела снова стали скапливаться, подобно зыбкому туману.

– Вот так, – одобрил Рипер, – и держаться всем кучно. Ляпнуть его лучше на возврате.

– Чего тянуть, – бросил Лок. – Если делать, то лучше сейчас.

Тай видел, как Райан отрывается от группы белых заключенных и направляется прямиком к дюжине темнокожих, якобы прохлаждающихся на противоположной стороне двора.

– Сейчас пойдут стенкой, – бормотнул рядом Марвин.

Тай тоже это чувствовал. В воздухе словно сменилось давление: выросло отсюда до самой зоны строгача. Ни от кого не укрылось исчезновение нескольких ячеек забора. И связано оно было, так или иначе, с Локом. С его попыткой унять Рипера или его от чего-то оградить.

– Ты готов? – спросил тихонько Марвин.

– А то, – отозвался Тай, чувствуя, что губы еле шевелятся.

Лок сейчас находился не больше чем в десятке метров, а сзади его настигала стенка белых. Филеас шагал от него слева, Рипер – справа.

Тай поднялся. Вместе с Марвином они тронулись навстречу.

Двор затих. Тай чувствовал, что все взгляды сейчас сосредоточены на нем. Слева у своих скамеек зашевелились в предвкушении нортеносы: руки опущены вдоль боков и обманчиво расслаблены. Вмешиваться как бы и не собираются, но на всякий случай готовы.

До белых уже пять-шесть метров. Еще пара-тройка шагов, и за сближением последует общий бросок. Глаза Тая были прикованы к цели. Как учил Лок, туловище врага (в данном случае Филеаса) он представлял серым, и только главные мишени – голову и пах – видел красными. Фокусироваться надо на красных; до остальных дело дойдет.