Такой ничего не значащий разговор. Будто мы расстались пару недель назад, и теперь друг живо интересовался моими делами и желал знать, не вылетел ли я еще из гимназии.

— Все хорошо, — ответил я. — И дела, и учеба. Почему ты не пришел?

— Сначала магистр тьмы вздумал следить за мной. Потом ему это надоело. Или поспособствовало то, что я отловил его шпионов и отправил к нему чуть ли не в подарочной упаковке? А когда покончил со шпионами, взбунтовалась пустота. Без Таймуса тяжело справляться, равновесие нарушено, тьма берет свое. Не знаю, сколько еще я смогу сдерживать проклятые врата.

— А если она вырвется? Что тогда? — почему-то такой вопрос раньше не приходил в голову.

— Представь, что тебя обманули и заточили на пять сотен лет, а тех, кто может противостоять твоему могуществу, нет? Что бы ты делал?

— Уничтожил бы все живое, — понял я.

— Именно. Пустота — это некая чистая сила, но у неё было живое воплощение. Она была магичкой невероятной мощи, а король — марионеткой на престоле. Однажды марионетке надоели ниточки, за которые её дергали, и король пошел на хитрость — заключил с магичкой договор, прижизненный — и посмертный. А потом убил там, в пространстве, которое мы теперь и называем пустотой. Её сила высвободилась и заполнила все, при этом продолжая служить королю, потому что договор нерушим.

— Но теперь короля нет, — заметил я.

— Да. Я — один из немногих, кто может сдерживать эту силу, если не единственный.

— И все-таки с ней поступили жестоко.

Пьер пожал плечами, глядя в окно.

— С какой стороны посмотреть, Филипп. Эта женщина была исчадием демонов. На её руках столько крови, что тебе и не снилось, а просто убить её было нельзя. Сила нашла бы для себя новый сосуд, и все продолжилось бы с начала.

У меня были еще вопросы, но экипаж остановился у башни пустоты, и мы направились к входу. Пьер проводил меня в небольшую гостиную. Здесь сиял камин, а на окне были светящиеся шарики — огоньки душ. Забавно, магистр — а верит в это.

Пьер ненадолго оставил меня одного, а когда вернулся, я едва сумел сдержать возглас удивления. Он выглядел иначе. Серебристые волосы ниже плеч — не седые, а именно серебристые, будто в них въелись частицы серебряной пыли. Такого же цвета глаза. Он был похож на себя — и совершенно не похож. Действительно, магистр пустоты.

— Что, непривычно? — спросил он, усаживаясь напротив и ставя на стол бутылку вина.

— Я тоже пару месяцев привыкал, даже в зеркало не смотрел. Плюнуть хотелось.

— Непривычно, — согласился я. — Но так ты больше похож на магистра. Сколько тебе лет, на самом деле?

— Скоро будет тридцать, но благодаря некоторым… силам застрял в том возрасте, в котором получил магию пустоты.

Я задумался, а корректно ли будет продолжать расспросы, и решил, что стоит немного подождать, а Пьер наполнил бокалы.

— За смену времен, — провозгласил он.

— Да, за неё самую, — усмехнулся я.

Вино было приятным на вкус, но я отпил всего пару глотков. Сразу вспомнилось, что с утра ничего не ел, а пьянеть не хотелось.

— Вот, — снял с шеи цепочку с кристаллом. — Здесь те списки, о которых ты просил.

Пьер сжал кристалл в ладони и, кажется, с трудом удержался, чтобы не активировать его тут же.

— Смотри, если хочешь, — сказал я. — Подожду.

Магистр пустоты быстро принес листы бумаги и направил на них луч из кристалла.

Имя за именем, строка за строкой. Он вчитывался в каждую и чему-то кивал. Затем появилось имя моего отца. Показалось, что для Пьера это было вполне ожидаемо. Значит, он искал что-то другое. Знать бы, что. Вдруг он нахмурился.

— Что-то нашел? — спросил я.

— Скорее да, чем нет.

— И что же?

— Пока не могу сказать, надо проверить. Ты молодец, Фил. Если я прав, это многое объясняет.

Я пытался разглядеть, на какой странице остановился Пьер. Кажется, это был один из недавних выпусков. Но магистр быстро спрятал и кристалл, и бумаги. Понятно, не желает делиться своими соображениями.

— Мне одно не дает покоя, — заговорил я. — Как мой отец мог оказаться выпускником «Черной звезды»? Он же светлый маг. Был им…

— Ничего удивительно. — Пьер пожал плечами. — Виктор Вейран, насколько мне известно, изучал темномагическое искусство. Зачем? Наверняка, потому, что свет слабее в бою. А он был боевым магом, одним из лучших, пока не ушел в тайную службу.

— Разве светлый маг может использовать тьму?

Что-то Пьер не договаривал…

— Если её достаточно в его душе, — ответил Пьер.

Он хотел сказать еще что-то, но вдруг башня будто задрожала от фундамента до крыши.

— Что это? — подскочил я.

— Прорыв пустоты. Оставайся здесь! — на ходу крикнул Пьер и помчался прочь. Я постоял мгновение — и бросился за ним. Что мне пустота? Мы с ней уже встречались, а Пьеру может понадобиться помощь.

Полина.

Неужели мы наконец-то продолжили наш путь? Даже не верилось, но багаж был уложен, слугам даны наставления, отдельные наставления — Вильяму, который смотрел на нас с такой тоской, что я кусала губы, избавляясь от желания взять его с собой, и от судьи Гарднера сразу поехать в столицу. Но ребенку не место там, где и взрослые-то с трудом справляются. Поэтому оставалось только закрыть сердце на замок и пообещать Вильяму, что мы скоро вернемся, не пройдет и месяца. Кажется, Вилли не особо нам верил, но спорить с отцом не решался, а я последние сутки пребывания в замке герцога старательно от него сбегала.

Но вот знакомые ворота остались позади, а экипаж снова потащился по подмерзшему снегу. Полгода прошло… Эта мысль возвращалась снова и снова. Я до конца не верила, что время пролетело так быстро. Ведь все случилось, будто бы вчера. Этьен тоже больше думал о своем и молчал. Наверное, беспокоился о сыне. Пару раз даже приказывал остановить экипаж и исчезал ненадолго — проверял, не следует ли за нами белый волк. Но дорога оставалась пустынной, а мы постепенно продвигались к цели. И возвращался страх.

Что ждет впереди? Чем ближе ответ, тем ближе и другие вопросы.

— Беспокоишься? — спросил Этьен.

Я вздрогнула и обернулась к нему.

— Да, — ответила правду. — Если это судья Гарднер — хорошо. А если нет?

— Если нет, вернемся в столицу. Там как раз, думаю, подзабыли твое имя и само это дело. Правда, убийцу светлого магистра так и не нашли, но почему нас должно это беспокоить?

— Думаешь, сейчас станет проще добиться правды?

— Уверен. Сложно продолжать поиски, когда с тебя не сводят глаз. А сейчас все считают, что история Анри Вейрана позади. Тем лучше для нас.