Вот тогда-то все и началось.

ВОССТАНИЕ БОУДИКИ

В восстании, возглавленном Боудикой, выплеснулись гнев и ярость коалиции британских народов. Говорили, что она собрала армию из 100 000 бойцов. Дион Кассий дает цифру 120 000, а позднее поднимает ее до 230 000 бойцов. Первой целью стала ненавистная колония в Камулодунуме.

Нерон оказал бриттам уважение, или даже честь, построив в Камулодунуме храм, посвященный отцу, императору Клавдию, который, по общему мнению, после смерти стал богом. Здесь богатых бриттов заставляли исполнять обязанности священников и, чтобы подсыпать соли на рану, платить за ритуалы, которые они обязаны были выполнять. Тацит отмечает, что этот храм «был в их глазах цитаделью бесконечной тирании». В своей имперской заносчивости армия не создала укреплений вокруг Камулодунума. Это была легкая добыча.

Если колонисты были встревожены уже первыми слухами о восстании, то еще более их самонадеянность была поколеблена чередой зловещих предзнаменований. Во-первых, статуя Победы в центре города без видимых причин повернулась и оказалась обращенной спиной к врагу, словно убегая от него. Затем «…женщины, возбужденные до безумия, пророчили надвигающуюся гибель», писал Тацит. «Бессвязная речь на странном языке… была слышна в здании городского Сената. В театре отдавались эхом продолжительные скорбные крики, а в устье Темзы видели изображение побежденного города. Даже океан стал цвета крови, а после отлива контуры человеческих тел были видны на песке»[78]. Этого было достаточно, чтобы повергнуть в панику даже закаленных в боях ветеранов. Они обратились за помощью к своему руководителю, или прокуратору, если пользоваться его римским титулом, Кату Дециану, но все, что он сделал, это направил на подмогу всего 200 солдат, да и то плохо экипированных.

Если у этих солдат было ощущение, что им крупно не повезло, то оно было верным. Осада продолжалась всего два дня. Перед последним приступом все легионеры отступили к храму, ища в нем убежища. Но это их не спасло. Перед тем, как поджечь город, восставшие выволокли их оттуда, согнали в священную рощу и там убили всех до одного. Варвары, говорите вы! Но разве они превратили казнь в публичное представление, как делали это цивилизованные римляне, совершая массовые убийства в цирках? Нет, они этого не сделали! Вот это-то и делало их варварами — они ничего не смыслили в шоу-бизнесе.

За исключением представлений с огнем. Выкопайте яму глубиной футов десять где-нибудь посреди Колчестера — и вы наткнетесь на слой древесного угля. Это зола от большого-пребольшого костра. Того, который Боудика и ее соратники разожгли, пустив Камулодунум на растопку. Статуя Клавдия-Бога была свергнута восставшими. В 1907 г. его голову нашли в реке Эльд. Девятый легион, который стремительным маршем пересек страну, чтобы подавить восстание, пришел слишком поздно, попал в засаду и был полностью уничтожен. Тацит обвиняет во всем Ката Дециана, который, «перепуганный катастрофой и яростью провинции, которую он сам спровоцировал на войну своей алчностью», бежал через Ла-Манш в Галлию.

Тем временем Светоний Паулин со своими легионами форсированным маршем отступил через вражескую территорию к Лондону. Однако он скоро сообразил, что не сможет оказать сопротивление приближающимся повстанческим силам и удержать город. А потому решил и не пробовать. «Он решил спасти провинцию ценой одного города, — пишет Тацит. — Никакие слезы и рыдания людей, умолявших его о помощи, не помешали ему дать сигнал об отходе»[79]. Армии Боудики никто не помешал обратить город в пепелище, и сегодня восьмидюймовый слой обожженной красной глины — единственное материальное свидетельство того, что здесь когда-то был римский торговый центр Лондиниум. Число погибших римлян достигло теперь 70 000.

Но не массовые убийства убедили Тацита, что те, про кого он пишет, настоящие варвары. Самым убедительным доказательством было их полное неумение ценить коммерческие аспекты войны: «Потому что они воевали не ради того, чтобы брать пленных и продавать их, — пишет он, — или каких-либо иных сделок со сломленным неприятелем, а ради массовых убийств, виселиц, костров и крестов, подобно людям, которых скоро ждет расплата и потому хватающимся за скорую месть»[80].

Последняя битва, согласно Диону Кассию, началась с того, что Боудика обратилась к воинам с речью со своей боевой колесницы. Маловероятно, что она произнесла именно те слова, которые он вкладывает в ее уста, но зато у нас появляется интересное представление о римском понимании оккупации Британии:

Боудика, кроме того, ободрила войска, указав, что римляне — плохие воины, потому что они прячутся за частоколами и носят тяжелые доспехи. Это указывает на то, что они испугались, заявила она, и вдобавок стали малоподвижными. «Так покажем им, что они зайцы и лисицы, пытающиеся править псами и волками».

Но, как оказалось, римские солдаты были не так уж испуганы и вовсе не были отягощены своими панцирями. Суть в том, что, когда дело доходит до тщательно подготовленного сражения между профессиональными солдатами и крестьянами, праведный гнев никогда не берет верх. Тацит пишет: «Говорят, там пало немногим менее 80 000 бриттов при потерях наших солдат около 400 человек и лишь стольких же раненых. Боудика покончила с собой, приняв яд»[82].

С поражением восстания многое из того, что осталось от икенов, было уничтожено римской местью, более оправданной, чем месть варварская. К примеру, все, кто знал, где находятся снеттишамские сокровища, судя по всему, были убиты. Если бы Чарльз Ходдер не нашел их металлоискателем, они бы и поныне лежали там забытые! Сенека так никогда и не получил свои деньги, а сокровища, пролежавшие 2000 лет в земле, теперь выставлены в Британском музее.

МЯТЕЖ В ВОЙСКАХ

Цена, которую уплатил Рим за уничтожение друидов, была огромной, потому что эта операция плохо отразилась на лояльности участвовавших в ней союзников-варваров. В армию, атаковавшую Англси, входили 4000 батавов (германцев из устья Рейна), которые без особой радости выполняли свою работу. Нам известно, что батавских союзников подключали к операциям в Британии, поскольку они славились своим умением форсировать реки в полном вооружении, когда несколько пеших солдат плыли рядом с одним кавалеристом, крепко держась за его лошадь. По словам Тацита, такой же прием был применен и при высадке десанта на Англси[83].