Во время прыжка Бреннана случилось одновременно три вещи. Первое: Тиернан упала на землю, ее темные глаза стали огромными на белом лице. Второе: Аларик вытянул руку и снова поймал Бреннана. Заморозив его на месте. Третье, и самое неожиданное, портал, который им не являлся, а скорее был окном, появился и замерцал, будучи не больше одной стеклянной панели.

И, однако, пока они все смотрели, окно или портал увеличился по ширине и высоте, теперь был способен вместить человека. Оно стало прозрачным, в темном ракурсе, и открывало видение того, что, вероятно, находилось в одном из девяти кругов ада. Красно-оранжевое свечение мрачно пульсировало на каменистом, голом пейзаже, который был искорежен, словно возник после извержения вулкана или игры в метание камней, в которую играли скучающие боги. Ничего живого там не было — ни дерева, ни растения, ни существа.

Они смотрели на это, и воины выхватили оружие, готовясь к худшему. Алексиос сжал рукоятки кинжалов. Всегда готовый к худшему, даже прожив несколько столетий. К несчастью, мера худшего всегда вытягивалась и становилась больше с течением лет.

— Это окно, выходящее в безумие, — пробормотал Кристоф, качая головой в очевидном неверии.

— Если это безумие, то там есть, по крайней мере, два обитателя, — ответил Аларик, указывая на верхний левый угол изображения.

Алексиос заметил вдалеке две фигуры, крошечные, двигающиеся медленно. Свет сиял от предмета, находившегося в руках первого из двух. Этот первый едва ли не болезненно двигался вперед.

— Это меч, — сказал Алексиос. — И смотрите. Смотрите на косу, качающуюся позади него. Это Джастис! Это должен быть Джастис!

Аларик развернулся и указал на стражей портала.

— Вы двое. Отнесите Бреннана во дворец. Отнесите его на своей спине, если нужно. Устройте его в лечебных комнатах и ни в коем случае не выпускайте его, — он резко выговорил слово, и Бреннан упал на землю без сознания.

Стражники подбежали, чтобы поднять его, но Аларик не ждал, пока они выполнят его приказы.

— Если это правда Джастис, тогда мы смотрим прямо в Пустоту. И всё же, если то, что говорит нам женщина — правда. В этой ситуации слишком много предположений для моего спокойствия.

— А что, если он изменен? — спросил Кристоф, руками сжимая рукоятки кинжалов. — Что, если он ведет армию для Анубизы? Как он смог открыть окно прямо в Атлантиду? Чары защищают Семь островов от темной магии.

Женщина прервала их рассуждения, поднявшись на том месте, где упала на траву.

— Он в Пустоте, — сказала Тиернан. — Я видела, как кто-то умер, передавая эту информацию. Хороший человек, который не заслужил того, что они с ним сотворили, — слезы лились по ее лицу, но она не обратила на них внимания. — Ваш воин в Пустоте, и если это он, вам бы лучше подготовиться к серьезным неприятностям.

Кристоф презрительно посмотрел на нее.

— Да, как будто мы тебе поверим, Отступница.

Аларик прервал его, подняв руку.

— Как он сказал, женщина, у нас нет причин доверять тебе. Когда эта ситуация разрешится, мы узнаем больше друг о друге. А пока, если только у тебя нет иных сведений, которые могут помочь нам закрыть эту брешь, молчи.

— Меня зовут Тиернан, а не женщина, — возмущенно возразила она. Но потом, шепча что-то вроде «Пулитцер, Пулитцер, Пулитцер», она склонила голову перед Алариком. — Только еще одно, и вы, вероятно, знаете об этом, так как вы, кажется, — большой тут начальник. Единственный способ открыть путь в Пустоту — смертельная магия, и я не говорю о животных, — сказала она, добавив жестокую подробность к тому, что Аларик рассказал им прежде. — Должен умереть человек, чтобы кто-то сбежал, жизнь за жизнь. Так что если никто из вас не планирует принести кого-то в жертву, никто из вас туда не пройдет.

Кристоф поднял кинжал и сделал шаг к Тиернан, на его лице появилась опасная улыбка.

— Да, как удачно, что у нас есть готовая жертва, которой некуда идти.

Алексиос вынул из ножен меч и стал перед Тиернан.

— Я знаю, что ты шутишь, но она — нет. Заткнись и отойди от человека, если только не хочешь вывести меня из себя. Потому что, Кристоф, у меня сегодня, можно сказать, ужасно плохой день.

Рассмеявшись, Кристоф развернулся и снова посмотрел на вход. Фигуры подошли ближе, и они почти смогли различить черты вожака.

— Это не может быть Джастис, — сказал Алексиос. — Я могу отличить Джастиса с дальнего расстояния по его походке. Никто другой не ходит с такой врожденной надменностью, как будто весь мир принадлежит ему. Этот мужчина может и заплетает волосы в косу, но так неуклюже ходить Джастис не может.

Аларик, не отводя взгляда от видения, тихо ответил.

— И все же, ты сам ходил точно также, исцеляясь от почти смертельных ран. От того, что Анубиза сделала с тобой. Почти смертельные раны могут уничтожить даже самую решительную надменность.

Не в состоянии найти связный ответ, сознавая правдивость слов Аларика, Алексиос сжал зубы и стал размышлять о вариантах. Пока они смотрели, фигуры подбирались ближе и ближе к сияющему, искаженному окну.

— Ну, разве ты нам не говорил, что самое простое решение обычно самое правильное? — наконец ответил воин.

— Оккам, скорее всего, автор этого высказывания, но это верно, ответил Аларик. — Твое мнение?

— Я считаю, что мы даже не попытались проникнуть через это отверстие. Может, можно просто пройти сквозь него.

— Разумеется. Потому что это не может быть ловушкой, верно? — сказал Кристоф, закатывая глаза. — Невозможно, чтобы это была игра Анубизы «поджарь атлантийца».

— Женщина, Тиернан, права. Если это — Пустота, то мы не сможем войти без смертельной магии. Я не желаю, чтобы моя смерть стала зароком для входа, и не стану касаться изобретений Анубизы, — заметил Аларик.

Алексиос очень хотел попробовать, несмотря на тот факт, что жрец никогда не ошибался. Джастис был для него больше, чем друг, больше, чем брат.

Они были воинами Посейдона и не бросали своих.

Алексиос провел большую часть прошедших месяцев в беспрестанных поисках Джастиса, размышляя о том, чего стоили долгие века молчания этому воину. Как нарушение заклятья подействовало: разрушило ли оно его разум.

Что сделала Анубиза, чтобы причинить ему больше страданий. Щиты, которые Алексиос создал в своем разуме, чтобы блокировать эти воспоминания, зашатались, и он сжал руки в кулаки, снова устанавливая непроницаемые стены.

— Я попробую, Аларик. Я испытаю барьер.

До того, как Аларик успел его остановить, воин коснулся рукой дрожащей поверхности окна. Невероятно сильный энергетический удар отбросил его назад почти на дюжину футов. Лежа на земли и моргая, он заметил дым до того, как увидел его источник. Удивленный и потерявший дар речи, лишившись воздуха, Алексиос поднял ту самую руку, прикасавшуюся к барьеру. Нервные окончания вопили о боли, как будто он держал руку в самом горячем огне самого глубокого из девяти кругов ад. Но всё-таки причиненный ущерб заключался лишь в почерневших кончиках пальцев и дымящихся ногтей. Но всё-таки, запах дыма становился всё сильнее.