— Никто.

— Боря, почему ты все время грубишь? Я тебе не нравлюсь? — спросила Мартышка, и голос ее был чист и невинен, как чириканье лесной птахи.

На такие вопросы Бориса отвечать не учили. Да и не задавали их в кулеминской школе. Наверное, в Городе все было иначе.

— Отстань ты от меня, — сказал Борис скорее с тоской, чем со злостью.

Мартышка засмеялась, мотнула головой. Светлые волосы хлестнули ее по щекам, улеглись на спину. Серые глаза весело смотрели на Бориса. Нет, против такой девочки невозможно было устоять.

Невозможно?

Возможно, что невозможно…

Но не для Бориса.

— По тебе клещ ползет, — сказал Борис.

И сразу потухли Мартышкины глаза, исчезла улыбка; она повернулась и зашагала прочь от Бориса.

Борис стоял в недоумении. Но не в полном. Наполовину. Атака Мартышки была отбита, но удовольствия это не доставляло. А что он такого сказал? Ничего. Клещей тут полно — на всех садятся, не на одну Мартышку. Правду сказал человек, на что обижаться? Говорят, что у девчонок загадочные натуры… Вот пусть их разгадывают любители кроссвордов. А нам и так хорошо, верно, Борис? Нам их кроссворды — до лампочки.

Если бы еще на плечах Бориса не лежал свитер Мартышки, то было бы совсем ничего. А так Борис чувствовал себя слегка виноватым, хотя и не знал, в чем. Но конец жерди уже опирался на его плечо. Алексей Палыч, которому краткая передышка вовсе не пошла на пользу, сопел сзади.

Группа по-прежнему шла строго на север.

Близился к концу второй день похода.

Если в безостановочном движении имелся какой-то смысл, то Алексей Палыч его не улавливал. Ну — вперед, а дальше что? Вот у однодневных туристов, заполнявших окрестности Кулеминска по воскресеньям, была цель — посидеть у костра, подкрепиться на природе…

Ребята казались туристами настоящими. Север севером, но Алексей Палыч не понимал, как они могут идти без карты. А если что случится? Надо же знать, куда выйти за помощью. Или Лжедмитриевна что-то скрывает?

Алексей Палыч и Борис шли в прежней связке.

Ребятам, хоть и нагруженным тяжело, идти было легче — они шли по одному. Заговорщикам, скрепленным шестом, приходилось действовать согласованно.

Ветви кустарника, пропустив Бориса, распрямлялись за его спиной, цеплялись за тючок; распрямившись во второй раз, они норовили хлестнуть Алексея Палыча по лицу, и это им удавалось.

В общем, группа, несшаяся к своей погибели, чувствовала себя неплохо, а вот спасателям приходилось туго.

Да и от чего нужно спасать, было совершенно неясно. У постороннего наблюдателя мог бы даже возникнуть вопрос: кого нужно спасать, не самих ли спасателей?

— Боря, — сказал Алексей Палыч, — кажется, я вел себя совершенно неправильно.

— А как правильно, если тут все неправильно? А что?

— Я пытался доказать правду, а нужно было придумать какую-то ложь, но реальную.

— Вы же думали, что отзовут ее…

— Ну, в милиции я уже этого не думал.

— Я говорил Стасику, что она вроде преступницы, а мы за ней следим.

— Да?! — оживился Алексей Палыч. — Ну и что?

— Ноль, — сказал Борис. — Идиотом обозвал. Она у них в школе училась.

— Но ведь не она, а другая!

— А вы им докажите.

— Да, — согласился Алексей Палыч, — я не вижу никакой возможности объяснить ребятам. С ней, по-моему, разговаривать бесполезно: она на задании.

— А почему вы думаете, что их нужно спасать? Прут как лошади. Они и сами куда-нибудь выйдут.

— Я не то чтобы… — Алексей Палыч пожал плечом. На правом лежал конец шеста. — Просто надеюсь, что при мне она не осмелится… сам не знаю на что. Ведь у нас есть кое-какие заслуги перед ними.

— Плевали они на нас!

— Боря, — сказал Алексей Палыч, — ты не забывай, что нас слышат…

При этом Алексей Палыч забыл, что недавно сам критиковал братьев по разуму.

— Пускай слышат, — отозвался Борис. — Я и сам бы на них плюнул, да не знаю, в какую сторону.

Небеса молчали. Видно, очкарики той планеты были не слишком самолюбивы. Может быть, они сейчас тихо наслаждались, извлекая какую-то свою пользу от земных трудностей, неприятностей и нервотрепки. А может быть, шумно радовались своей удаче, которая складывалась из неудач Алексея Палыча и Бориса; радовались и чокались бокалами со змеиным ядом, придумывая новую экспедицию…

Разговор на ходу несколько утомил Алексея Палыча. Некоторое время он шел молча, пока не восстановилось дыхание. Но мыслям — в основном беспокойным — было тесно в его голове. Они просились на свежий воздух, требовали собеседника.

— Боря, — начал снова Алексей Палыч. — Вот ты говоришь, что ребята в помощи не нуждаются… Пока — да. Но я подумал — что-то много набирается странного. Мы, конечно, кое к чему с тобой привыкли, но все-таки… Почему мы с тобой вернуться не могли? Что это значит?

— Врет.

— Зачем? Почему нужно выдумывать такую невероятную и сложную ложь?

— Откуда я знаю.

— Думай. Ведь только мы с тобой можем что-то понять.

— Почем я знаю, что у нее в голове?

— А я полагаю, что она сказала правду. И все это имеет прямое отношение к нам.

— А верно! — Борис даже приостановился. Шест проехался по плечу Алексея Палыча и вырвал небольшой клин из пиджака. — Остальные пассажиры ей — до лампы.

Алексей Палыч скосил голову набок, оглядел дыру и вздохнул. Мысленно он простился с костюмом еще вчера, но все же надеялся дотянуть до конца похода.

— Затем она сказала, что тебя не будут искать. Как это понять?

— Успокаивает, чтобы ей нервы не трепали.

— То есть — опять лжет?

— Вроде этого.

— А у меня ощущение, что она говорит правду. Хотя я ей и не верю. Я чувствую — что-то происходит… что-то необычное… непонятное нам.

— Вы же сами говорили: другой метод.

— Вот я и боюсь этого метода. Не думаю, чтобы нам хотели причинить вред. Просто могут чего-нибудь не учесть. Да и надоело мне: не агенты же мы с тобой какие-то.

Борис засмеялся.

— Алексей Палыч, они все слышат.

— Пускай слышат. Я бы тоже на них плюнул, если бы не ребята. Ребят мне жалко.

— Это нас надо жалеть. С ними все в порядке.

— Не совсем. Если собрать все вместе, то кое-что уже сейчас мне не нравится. Тебе не кажется странным, что руководитель похода забыл спички? Ведь спички здесь не просто спички — это горячая еда и сухая одежда.