– Здрасте, – откликнулся Квасов и с беспокойством потянул носом.

Давно забытый, плотный дух домашних пирогов со сладкой начинкой и теплого молока – невозможный, одуряющий запах детства настиг Антона. Совершенно околдованный, он перешагнул порог.

– Это мне? – Маня потянулась к медведям.

– Тебе и сестрам. – Антон сбыл психоделических медведей, которыми прикрывался, как броней, и теперь стоял уязвимый, не зная, куда девать руки.

Теплая ладошка забралась в руку Квасова.

– Пойдем, я тебе свою комнату покажу, – светским тоном пригласила Маня.

Антон очнулся:

– М-м-м. Да! Конфеты – маме.

– Кормящим нельзя, – робко заметила Танечка, и Антон почувствовал себя полным идиотом. Конечно, кормящим нельзя шоколад, о чем он только думал.

– Значит, сами съедите, – замял он свою оплошность.

Маня уже тянула гостя в ту самую детскую, которую по понятным причинам он не очень-то рассматривал в первый раз.

Это была веселая комната с окнами на запад, и солнце собирало последние лучи с полки для игрушек, с аккуратно заправленной кроватки и коврика на полу.

Антон понял, что не угадал с подарком. Его медведи выглядели бедными родственниками кукол и пупсов в натуральную величину, оккупировавших полку, часть кровати и пола. Не стоило сюда приходить, опять подумал Квасов.

Маня обвела пухлой ручкой свои владения:

– Нравится?

– Еще как!

– Хочешь, поиграем?

Антон с видом мученика уставился на девочку:

– Я не умею.

– Ты не умеешь играть? – Маня с осуждением покрутила головой и успокоила, почему-то шепотом: – Я тебе сейчас покажу. Садись.

В следующие десять минут Квасов не меньше ста раз оглянулся на дверь в надежде, что о нем вспомнят и чудесным образом спасут от плена и пыток. Чуда не произошло.

Маня всучила Антону полимерного младенца по имени Илья, заявила, что он мокрый и его следует перепеленать.

– Почему Илья? – попытался оттянуть момент истины Антон.

– Потому что Илья Муромец, – авторитетно сообщила Маня, – долго не ходил ножками. Притворялся маленьким, чтобы враги не узнали, какой он сильный.

– Да? Это кто тебе сказал?

– Это я сама знаю. У тебя есть дети?

– Нет.

Маня распахнула раскосые глазенки:

– У тебя правда нет детей?

– Правда нет.

– Никаких?

– Никаких.

– А будут?

– Наверное, – невнятно пробормотал Антон.

– Тогда я тебя научу пеленать, – деловито пообещала Маня, – и еще купать.

До купания, правда, дело не дошло – Сима наконец избавила от комнатного тирана.

– Привет, прости, я освободилась, – заглянув в детскую, порадовала она Антона.

Антон только сейчас рассмотрел: на том месте, где у соседки еще недавно был необъятный живот, обнаружилась стройная талия.

– Ничего. – Он поднялся со стула, кляня себя за то, что принял приглашение.

– Пойдем чай пить, – позвала Сима.

Чувствуя себя жертвенным ягненком, Антон поплелся следом за хозяйкой.

Симка усадила гостя в красный угол – лицом к двери, не жалея, плеснула в изящную (слишком изящную) чашку из тончайшего, хрупкого даже на вид фарфора – до краев.

– Спасибо. – Палец не помещался в чайном ушке, но и без этого Квасов чувствовал себя полным идиотом.

Над столом повисло неловкое молчание.

– Спасибо тебе, Антон, – хрипло выговорила Сима.

– За что?

С того приснопамятного дня Квасов несколько раз сталкивался во дворе с Наиной и всякий раз выслушивал поток благодарностей, хотя благодарить следовало Господа Бога и врачей.

– За то, что ты так удачно ночевал на скамейке тогда. Иначе…

– Да брось, все нормально было бы.

– Врачам так не показалось. – У Симки навернулись слезы на глаза.

Антон сделал вид, что не заметил волнения соседки, принялся с усердием жевать. Эти слезы он как раз прекрасно понимал – близкое дыхание смерти забыть невозможно.

Пирог был восхитительный – яблоки с корицей, и Антон, проглотив, признал:

– Вкусно.

– Ешь, а то ты выглядишь голодным. – Симка замолчала, разглядывая своего спасителя.

Нет, сегодня сосед выглядел несравненно лучше – побрит, отмыт и причесан, и ногти чистые, и рубашка… А она уже думала, что ничего, кроме камуфляжа, в гардеробе Квасова не водится. В этой рубашке у соседа даже выражение лица другое – хроническое неудовольствие уступило место легкой растерянности. Это новое выражение очень шло Антону и меняло его до неузнаваемости.

– Антон, а ты чем занимаешься?

«Началось. Какого черта я здесь делаю?» – вновь подумал Антон и с сожалением вспомнил о поллитровке в холодильнике.

– Да так, охранник я.

– Что охраняешь?

– Кооператив гаражный. – Более никчемное занятие сложно придумать, читалось на лице у Квасова.

Ответ неожиданно заинтересовал соседку.

– Далеко от дома?

– Не очень. В квартале.

– Да? Слушай, а есть у вас свободные боксы в кооперативе? – продолжила расспросы Сима.

– Понятия не имею. А тебе зачем?

– Мне муж, бывший, – зачем-то добавила Симка, взглянув на Квасова, – обещает машину купить.

– А-а, – протянул Антон, – тогда конечно. Я поинтересуюсь, если хочешь.

– Да, ты поинтересуйся. И цены узнай сразу, ладно?

– В аренду или купить?

В Антоне внезапно пробудился коммерческий интерес: затеплилась надежда сдать свой пустующий бокс.

– Купить, конечно. – Симка не всегда была женой-почти-что-олигарха и деньги считать не разучилась.

– Понятно. – С арендой он опять пролетел. Вот она – реальная возможность без хлопот избавиться от гаража, говорил себе Антон, но что-то удерживало от такого решения.

После ранения старенькие, но ходкие «жигули» пришлось продать, а гаражный бокс Антон продавать жалел, будто ждал, что когда-нибудь в нем появится машина.

Ни на чем не основанное ожидание.

Нога – не хвост ящерицы, и на месте раздробленной не появится новая, так что не стоит увлекаться пустыми мечтами.

«Обойдутся эти Юн вместе с Ворожко», – подвел черту под своими сомнениями Квасов.

По какой-то причине пироги вдруг потеряли вкус.