Кроме этого, в распоряжении Пленника имелось кое-что еще. Вернее – кое-кто. Луи Маршан, камердинер. Честен и предан как никто другой. Его мать в свое время лечила самого Римского короля – сына Наполеона. Свою стойкость Маршан показал еще на острове Эльба, когда завоевал первые симпатии высокого патрона. В период «Ста дней» в его отношениях с Императором ровным счетом ничего не изменилось: оказавшись в Тюильри, камердинер даже не попросил прибавки к жалованью, чем растрогал Хозяина еще больше. Пришлось положить такое жалованье, чтобы отвечало его чувству преданности. (За преданность, не раз говорил Наполеон, тоже следует платить.)

На Святой Елене Луи Маршан для Наполеона все равно что гвардия в единственном лице. Самая преданная часть его немногочисленного войска. Именно он вывез из Тюильри все необходимое при отъезде. И здесь каждая вещица пригодилась. Смешно сказать, эти вещицы вновь делали из Пленника того, кем он был всегда. Белье с императорскими вензелями, столовое серебро, развешанные по стенам дорогие сердцу гравюры любимых людей…

«Гвардии» всего двадцать четыре…

Есть еще несколько преданных людей.

Луи-Этьен Сен-Дени, а попросту – мамелюк Али. Родился в Версале, образование получил в конторе нотариуса. В императорском дворце начинал службу стремянным при торжественных выездах. Позже в обязанности парня входило носить за полководцем подзорную трубу и… водку. К последней Наполеон пристрастился в Москве: эта жгучая и пробиравшая до печенок жидкость помогала восстановить расшатанные нервы; кроме того, выпив горькую, хорошо спалось. И если бы не головная боль поутру, эта штука могла заменить любое снотворное.

Здесь, в Лонгвуде, Али была доверена императорская библиотека. Все книги подвергнуты кропотливой ревизии, на каждой его рукой сделана надпись: «Император Наполеон»…

Дворецким при Императоре в Лонгвуде корсиканец Чиприани Франчески, которого все называют просто Чиприани. Хороший слуга, предан своему патрону, как и камердинер Маршан. И это понятно – его жена и дочь служат в Риме у кардинала Феш и у матери Наполеона. Когда-то этот человек являлся охранником секретной полиции короля Жозефа (Бонапарта) в Неаполе. На острове Чиприани под наблюдением Монтолона отвечает за съестные припасы. Ловкий и общительный по натуре, он чрезвычайно полезен, ведь в нем уживается много нужных для дворецкого качеств – в частности, умение внимательно слушать собеседника. Неудивительно, что в ссылке этот малый организовал своего рода разведывательную сеть, которую сам и возглавил.

У Чиприани отменная способность грамотно анализировать все поступающие к нему местные слухи, чтобы, сделав из них соответствующие выводы, представить на суд Хозяина. Главное, считает он, чтобы информация, доставляемая от местных или тех же английских солдат, обладала исключительной достоверностью. Налаженная им система шпионажа (читай – разведка) сходилась в едином аналитическом центре, то есть в его собственной голове. Чиприани – глаза и уши Наполеона на острове.

Кстати, в штате последнего еще несколько слуг, которые, впрочем, хотя и важны, но играют не такую заметную роль: эконом-виночерпий Пьеррон (к слову, брат шеф-повара князя Меттерниха); Лепаж, повар; швейцарец Новерра, камердинер, а по совместительству кондитер и цирюльник; Жанетт, кухарка; братья Аршамбо (конюшие)[20]; Руссо (ведает серебряной посудой). Джентилини (выездной лакей с Эльбы): в его обязанности входит сервировка стола. Сантини, швейцар и постельничий: днем он дежурит в столовой и торжественно распахивает дверь, когда Император или кто-то из его генералов проходят в гостиную или кабинет. Последний может делать все: помыть и постричь волосы, починить обувь, даже растереть затекшие ноги… И страстно ненавидит местного губернатора. Истинных парижан только двое – первый камердинер Маршан и виночерпий Пьеррон; конюшие братья Аршамбо и стюард Руссо – уроженцы Фонтенбло; камердинер Сен-Дени (Али) был родом из Версаля…

В Лонгвуде налажено дежурство: в маленькой прихожей перед ванной Императора ежедневно находятся Дени и Новерра, поочередно сменяя друг друга. Их задача – кинуться по первому зову Хозяина…

А вот слуги из местных и английского персонала – не в счет: они работают на местную администрацию.

Если характеризовать каждого из слуг с точки зрения их значимости в этих военно-полевых условиях противостояния, получается, что все они (от повара до кухарки) являлись своего рода пехотой. Те самые труженики войны, без которых все бы замерло, остановилось. Без Лепажа всех свалил бы голод; без преданного Руссо рабы и китайцы за несколько часов растащили бы все столовое серебро; без Пьеррона скромный бюджет французов вылетел бы в трубу прежде, чем Император, дабы свести концы с концами, начал распродавать свои личные вещи. Без братьев Аршамбо французы совсем бы позабыли, для чего человеку необходимы выезды на лошадях; а без Сантини каждый ходил бы лохматым и в дырявых башмаках.

Общество зачастую не замечает рядом с собой маленьких, скромных людей, на которых, собственно, и зиждется благополучие любого социума. А зря. Без «маленького человека» общество – колосс на глиняных ногах…

Размещение своих подчиненных для главнокомандующего является подчас не менее важной задачей, нежели проведение той или иной операции. Теснота, царившая в Лонгвуд-хаусе, заставила задуматься даже такого опытного стратега, каким являлся Наполеон. Эта «конура» (выражение Бонапарта) оказалась слишком мала для всех. Тем не менее разместились.

«Хоромы» – для Императора. Прихожая, гостиная, столовая, две спальни, библиотека и ванная. Супругам Монтолон были выделены две большие комнаты. Гурго: кабинет и спальня; Лас Каз с сыном вынуждены довольствоваться двумя комнатками над кухней (позже они переберутся в южное крыло здания на первом этаже – самое сырое и холодное). Так разместилась «элита».

Слуги живут в низкой мансарде с хлипкими деревянными перегородками, где нет никакой возможности выпрямиться во весь рост. Маршан спит над спальней Бонапарта; его жилище считается самым лучшим в сравнении с «пчелиными сотами» его сожителей. Впрочем, генерал Бертран нашел собственное решение жилищного вопроса. Он и его супруга решительно отказались проживать в Лонгвуде, сняв одноэтажный коттедж в Хатс Гейт, в паре километров от ставки Бонапарта. Последнему это не понравилось. Однако приходилось полагаться на исключительную порядочность Бертрана, который еще никогда не подводил Хозяина.

Впереди маячила неизвестность…

* * *

В последнее время Императора все чаще стали видеть в какой-то задумчивости. Он пребывал в жесточайшей хандре. Начать с того, что вредный Лас Каз со свойственной ему въедливостью стал расспрашивать о самом сокровенном – Талейране, Фуше и… Жозефине. Вот нахал! Многое ли он мог рассказать этому «бумажному сухарю» о своей былой страсти? О той Любви, которой был околдован несколько самых счастливых лет их совместной жизни?

– Я никогда ни в чем не отказывал императрице Жозефине, будучи уверенным в ее искренности и преданности мне, – заметил Император Лас Казу. – Фуше…