Бешенство, кипевшее в нём с утра, вдруг прорвалось; с багровым лицом, трясущимися губами, дрожа от страстного гнева, он сделал шаг к княжне, которая ощипывала цветок, с презрительной усмешкой на устах.

– Ваша откровенность восхитительна, и вы, кажется, действительно нашли настоящее средство для пробуждения любви гоев. А если оно не удастся, остаётся надеяться, что весь мир разрушится, чтобы положить предел столь долгой борьбе, – холодно–насмешливо заметила Нина, но в ту же минуту вздрогнула и отшатнулась.

Подняв глаза, она встретила страстный взгляд Аронштейна, и её охватил не то страх, не то отвращение.

– Зинаида Моисеевна, – крикнула Нина. – Придите, пожалуйста, и успокойте вашего кузена, он болен, и я его боюсь. Кстати, скажите ему, что в нашем обществе не принято так дерзко глядеть на девушку.

И она вихрем пролетела мимо появившейся на пороге террасы испуганной княгини.

– Енох, что с тобой? Ты с ума сошёл или болен? – говорила княгиня, тряся руку Аронштейна, который с глухими рыданиями упал в покинутое Ниной кресло и закрыл лицо руками.

– Зачем я жид, за что я осужден принадлежать к этому проклятому народу? – вырвалось у него.

Гордость и негодование сверкнули в чёрных глазах княгини при этих словах. – Нагнувшись к нему, она прошептала глухим от сдержанного гнева голосом:

– Безумец, слепой! Как не стыдно поносить самого себя! Дочь гоев никогда не сможет оценить честь быть любимой сыном Израиля. Но настанет час, и он уже близок, когда мы дадим почувствовать нашу власть этому заносчивому отродью, когда они все станут нашими слугами и рабами, а христианские девушки почтут за счастье – быть даже не законными женами, а просто наложницами евреев. Приди же в себя! Войдёт лакей и увидит тебя в этом состоянии. А теперь позволь сказать, что у тебя нет ещё причины отчаиваться. Отец писал мне сегодня, что Жоржа назначают губернатором в Славгород; значит она будет жить в одном с тобой городе, и я тебе обещаю, что мы так крепко стянем петлю на шейке моего дорогого супруга, что он ещё обрадуется выдать за тебя гордую Нину. Впрочем, даже если бы тебе не удалось жениться на ней, клянусь тебе клятвой Сарры, я предоставлю её тебе в возлюбленные.

Енох выпрямился и отёр платком мертвенно–бледное и покрытое потом лицо.

– Нет! Я хочу обладать ею, как моим неотъемлемым достоянием, – ответил он порывисто. – Любовница остаётся свободной и может меня покинуть; законная жена – это моя собственность, вещь, и я приму меры, чтобы Нина стала моею перед законом.

– Ну, слава Богу! Наконец–то я узнаю тебя. А если потребуется союзница, рассчитывай на меня, – с хохотом ответила Зинаида Моисеевна.

Не подозревая даже о грозе, собиравшейся над её головой, Нина прибежала прямо в комнату Василисы и кинулась ей на шею.

– Няня, няня! Этот мерзкий жид в меня влюбился.. Если бы ты только видела, какими глазами он смел на меня глядеть.. Я боюсь его, – бормотала она, дрожа от отвращения.

Добродушная старуха перепугалась, но старалась её успокоить; она сама подметила однажды такой же взгляд у Аронштейна, но умолчала о нём, боясь ещё больше встревожить Нину, возбуждение которой успокоили хлынувшие слёзы.

На другой день, за завтраком, Енох не показывался; не было его и за обедом, а Василиса Антиповна сказала потом Нине, что должно быть жидовин совсем убрался, потому что и чемодан его увезли.

Наступившее затем время текло довольно мирно. Собраний революционеров больше не было, а лето разогнало петербургское общество по дачам, деревням, заграницам, и гостей у Пронских бывало мало.

Одна Лили почти безотлучно гостила у них. За последней попыткой старого барона, её дяди и опекуна, заставить Лили вернуть слово Итцельзону последовал окончательный почти разрыв с семьей.

Все усилия образумить Лили остались тщетными. В виду тупого с её стороны упрямства, барон объявил, что до дня её совершеннолетия, 26 августа, он не даст своего согласия на брак, затем представит отчёт по опеке и вручит её состояние, сто тысяч в бумагах, а после этого просит прекратить всякие сношения с ним и его семьей.

Но ни эта тяжёлая сцена, ни потеря близких не поколебали решения упрямой баронессы. Она с благодарностью ухватилась за приглашение княгини переселиться к ним до свадьбы, которая была назначена в начале сентября. Затем новобрачные предполагали совершить маленькое свадебное путешествие, прежде чем ехать в Славгород, где у Лейзера был ангажемент в оперу. А так как князь только что известил о своём назначении на пост губернатора, то Зинаида обещала лично приготовить «гнёздышко» молодым и всё устроить к их приезду.

В такой уединённой тихой жизни Зинаида Моисеевна скучала; кроме того, искала выхода её затаённая злоба против мужа с семьей, и она нередко часами придумывала средства, как бы насолить им и нанести удар в сердце князя.

Частым гостем на даче был Арсений, приезжавший по праздникам из Красного Села. Красивый юноша понравился княгине с первого же взгляда и, чем больше она разочаровывалась в муже, тем больше стала интересоваться Арсением. И вот, в её извращённом воображении созрел план, который одновременно должен удовлетворить её жажду наслаждений и месть.

Было начало августа. Уже несколько дней как Арсений был произведён в офицеры, но в Царском Селе ещё не показывался. Нина днём виделась с ним в городе у одной из родственниц, и он обещал приехать на дачу вечером.

После обеда Нина чувствовала себя нездоровой; общее недомогание перешло в мигрень, и ей пришлось лечь в постель.

Около одиннадцати часов вечера в доме водворилась тишина. Дети с гувернантками спали на противоположном конце дома, а Лили осталась ночевать в городе у знакомых.

Зинаида Моисеевна сидела одна в своём будуаре, рядом со спальней. Переодевшись в роскошный розовый батистовый, украшенный кружевами капот, она заплела на ночь косы и отослала горничную. Затем она поставила на столе вазу с фруктами, пирожки, вино и ликёры, а в один из хрустальных стаканов всыпала белый порошок из пакетика, который хранила в кошельке. Закончив приготовления, она вышла на маленькую террасу, рядом с будуаром, и стала ходить взад и вперед, поглядывая на садовую калитку, через которую обычно проходил Арсений, если поздно возвращался домой, и ключ от которой он всегда имел при себе.

Пробила полночь, и легкий скрип калитки указал на возвращение молодого князя. Минуту спустя стройная фигура юного офицера появилась у террасы, мимо которой ему необходимо было пройти, чтобы попасть в отцовский кабинет, где он обыкновенно ночевал, когда приезжал к своим. Заметив мачеху, он остановился, чтобы поздороваться.

– Ах, это вы, Арсений Георгиевич? Позвольте вас поздравить. Я ещё не имела удовольствия видеть вас в офицерской форме. Примите мои наилучшие пожелания.

Арсений взошел на ступеньки террасы, чтобы поблагодарить её за поздравление и поцеловать протянутую ручку.