— Ребята, будем внимательны, — напомнил Сафонов.

Из этой четверки полярных асов — три Героя Советского Союза, два из них навечно зачислены в списки Краснознаменного Северного флота, а в живых остался только один — А. Н. Кухаренко, кавалер пяти орденов Красного Знамени и Бриллиантового Креста (высшего знака отличия английской королевской авиации). Выйдя в отставку, полковник А. Н. Кухаренко работал на мебельной фабрике в Риге.

* * *

На глазах всего каравана они дали бой противнику, когда тот выходил из пикирования. Сразу же образовался рискованный строй растянутого пеленга в таком невыгодном для нас порядке: «Ю-88», еще «Ю-88», затем летел Сафонов, «Ю-88», за ним самолет Покровского; «Ю-88», машина Орлова; следом еще два «Ю-88»…

Вся эта кавалькада машин, треща пулеметами, стремительно отлетала прочь от конвоя. Перед тройкой смельчаков стояла, в небе хваленая 30-я эскадрилья пикирующих бомбардировщиков, летчики которой были опытны и мужественны, подготовлены для схваток над безбрежием океана. На фюзеляжах немецких машин были намалеваны огромные рыжие псы, в зубах у которых — маленькие истребители «И-16» (именно на таком «И-16» и творил в небе чудеса Борис Сафонов!)…

Скоро вдали от места боя, на командном пункте в бухте Ваенга, по радио были приняты слова Сафонова:

— Одного свалил…

Через несколько минут Сафонов выкрикнул в азарте боя:

— Еще двух срубил! Бью третьего…

Покровский с Орловым успели свалить по одной машине.

Пока все складывалось отлично. Перед Сафоновым выросла обтекаемая серебристая тень еще одного врага.

— Прикрой с хвоста! — уловили его голос в эфире. — Бью третьего… — Пауза, и вот результат:

— Готов и третий!

Третий, раскидывая крылья, сорвался вниз.

— Прикрой с хвоста! — настойчиво просил Сафонов.

Это был момент, когда его стал расстреливать воздушный стрелок германского истребителя. Покровский и Орлов были связаны тяжелым боем с другими машинами врага, и они бились в стороне, пока враг не был ими уничтожен… В отвесном пике, уходя вниз, Сафонов прощался с жизнью, которую так любил!

Дежурные в Ваенге уловили его последние слова.

— Мотор!.. Мотор!.. Мотор!.. — выкрикивал он в эфир.

Слово «мотор» было условным сигналом: значит, он вынужден садиться. Не садиться, а падать! Не летное поле под ним, а волны! Сафонов в своем падении устремился к эсминцу «Куйбышев» (очевидно, в массе кораблей ястребиным оком он узнал его). И теперь тянул, тянул, тянул… Из последних сил он тянул машину, чтобы упасть как можно ближе к «Куйбышеву».

К месту боя на больших скоростях уже спешили наши истребители дальнего действия, и наушники пилотов уловили Сафонова.

— Где ты?! Где ты?! — кричали они, спрашивая у неба. — Как ты чувствуешь себя?

Всего 25 кабельтовых не дотянул Сафонов до эсминца и рухнул в океан, высоко взметнув каскад пены. Моряки с «Куйбышева» передавали, что на месте падения они видели быстро тонущий пакет парашюта, который был уже отстегнут…

Три смельчака сорвали атаку на конвой PQ-16: самолеты Геринга ушли на свои аэродрома, не потопив ни одного корабля. А в гибель Сафонова, которого все любили на флоте, никто не верил. Эсминец «Куйбышев», исполняя приказ адмирала Головко, целых два часа ходил на контркурсах — искал его. Потом возник слух, будто Сафонова подобрали англичане. Подходящие с моря корабли PQ-16 встречали печальные летчики — спрашивали.

— Ноу Сафон… ноу, — отвечали им англичане. И долго ждали подводную лодку, которая (уж это точно!) вырвала Сафонова из волн и тут же погрузилась на глубину. Не оказалось его и на лодках. И долго ждали все… чуда!

Караван PQ-16 вызвал к жизни два Указа Президиума Верховного Совета СССР о присвоении звания Героя Советского Союза — из команды теплохода «Старый большевик»:

Капитану — И. И. Афанасьеву, Старпому — М. М. Петровскому, Рулевому — Б. И. Аказенку.

Сам же теплоход был награжден орденом Ленина.

Второй звездой Героя Советского Союза посмертно награжден подполковник морской авиации Борис Феоктистович Сафонов, и он стал первым дважды Героем в Великой Отечественной войне (впрочем, указ о присвоении ему второй Золотой Звезды был подписан еще за четыре дня до его гибели!).

После войны много памятников украсило полярные скалы.

На скупом и жестком пейзаже они выделяются особенно четко и выразительно.

Теперь мы, открывающие битву за Сталинград, с нетерпением ожидаем прихода PQ-17, — этот караван нужен нам особенно сейчас, в грозное лето 1942 года, когда железная машина врага на полных оборотах моторов несется, вся в пыли, к Волге…

Мы закончили первую часть подвигом наших асов в небе.

Вторую мы посвящаем асам другой стихии — глубины!

Мурман, в нагромождении бурых скал, засыпанных снегом, в хаосе бурь и штормов, — это ведь старинная русская земля с богатейшей историей… Сейчас она — плацдарм!

Кто сказал, что здесь задворки мира?

Это край, где любят до конца, Как в произведениях Шекспира, Нежные и сильные сердца.

В мирное время на подводных лодках действовало много различных сигналов, в которых даже старослужащие… подчас не могли разобраться. Война из всех сигналов оставила один — «Срочное погружение!»…

Мы все время внизу. Мы за «все плавание никогда не увидим ни моря, ни солнца, ни звезд. Знаем только свой отсек с его низким сводчатым потолком, холодным светом электрических ламп и неизбежной духотой. И нам всегда голодно.»

Мичман Л. А. Планов. В отсеках тишина

Ну, кажется, все. Еще несколько миль, и подлодка войдет в сектор действия своих батарей. Тогда можно всплыть, дышать ветром на мостике. Сейчас в центральном посту, под вырезом люка, соберутся курящие и впервые за много дней будут до одурения сосать самую сласть самокруток. Трудная позиция в водах Варангер-фьорда выдержана. — Два транспорта и тральщик противника они отправили на грунт… Вот наконец долгожданные слова:

— Продуть балласт… на всплытие!

Стрелка указателя глубины потянулась к нулю. Всплыли. Командир лодки отдраил рубочный люк. За ним на мостик выскочил сигнальщик, прижимая к груди фонарь «ратьер». Почти сразу же оба свалились обратно в пост.

— Бери балласт… ныряй! Боцман, циркуляция влево…

Ахнул первый разрыв, и лодку качнуло на киле.

— Неужели свои так встречают? — удивился штурман.

Командир отряхнул реглан от воды, объяснил:

— Всплыли… а там сторожевик наш дымит. Вчерашний рыбник! Ему, видать, только что пушку поставили. Вот он и обрадовался: без привета кидать стал.