Заставив себя сохранять спокойствие, Йэн тем не менее не отвел взгляд от Роберта, не доставив негодяю радости думать, что смог запугать его.

— Он сильнее, чем кажется на первый взгляд, — нехотя признал Роберт. Уголки его губ поползли вверх, но никто не осмелился бы назвать его гримасу улыбкой. — Я плачу лучше всех в здешних краях, — сказал он, обращаясь к Йэну.

Йэн в жизни не слышал более чудовищного предложения, целью которого было лишить вдову его брата единственной помощи, на которую она могла рассчитывать.

Роберта не смутило даже присутствие Фэнси. Теперь Йэн понимал, почему миссис Марш так нервничала перед поездкой в Марш-Энд.

Тем не менее Фэнси скрыла от деверя истинное положение Йэна на ферме, и он чувствовал, что обязан поддержать ее в противостоянии с Робертом.

— Я запомню ваши слова, — процедил он. — Но сдается мне, что у вас и без меня много помощников. Роберт брезгливо поморщился.

— Это рабы. Каторжники. Я всегда буду рад услугам свободного человека, который помог бы моим надсмотрщикам. — Его пытливый взгляд скользил по рукам Йэна, ища изобличающее клеймо. Однако Йэн предусмотрительно спрятал большие пальцы в кулаки.

Ничего не обнаружив, его взгляд вновь вернулся к невестке.

— Думаю, мы должны похоронить Джона в семейном склепе.

— Нет, — ответила Фэнси. — Он любил старый дуб на ферме. Он просил меня… — Ее голос прервался. Роберт оставил ее слова без внимания.

— Я прикажу своим людям привезти тело Джона.

— Нет, — твердо повторила Фэнси.

— Послушай, Фэнси, — как маленькому капризному ребенку, начал объяснять Роберт, — так положено. Вдова и молодая девушка не могут жить на ферме одни, лишь с этим… чужеземцем, — закончил он с явной неприязнью.

Йэн призвал на помощь все свое самообладание, чтобы оставаться спокойным. Считая, что прошедший год многому научил его, он делал все возможное, чтобы сдержать желание защитить другого человека, потому что лишь Кэти могла рассчитывать на его поддержку. Но, видя, как хрупкая женщина вынуждена сражаться с мерзким негодяем в день смерти своего мужа, он ничего не хотел так сильно, как встать на ее защиту. Черт возьми, его единственным желанием было как следует ударить Роберта, чтобы стереть с его лица самодовольную ухмылку.

Несмотря на обещание покровительства и заботы, в тоне Роберта слышалась неприкрытая угроза. От Йэна не укрылся плотоядный блеск в глазах Роберта. Похоть завладела им настолько, что он перестал контролировать себя. Он вновь коснулся руки невестки, но взгляд его не отрывался от ее груди.

Фэнси отступила назад, ближе к Йэну, и Роберту не оставалось ничего другого, как отпустить ее руку.

— Я собираюсь похоронить Джона под старым дубом, — вновь повторила Фэнси. — Но есть кое-что, что ты можешь сделать.

Йэн готов был поклясться, что ей невыносимо просить деверя об одолжении.

Роберт вопросительно поднял брови.

— Гроб.

Переступая с ноги на ногу, он взвешивал ее слова.

— Если Джон будет похоронен здесь, рядом со своими предками.

— В таком случае мы обойдемся без гроба.

Фэнси повернулась на каблуках и направилась к коляске. Йэн молча последовал за ней, помог сесть и забрался на место возницы. Он потянул вожжи, и лошади медленно двинулись к аллее.

Йэн украдкой взглянул на вдову Джона Марша. Ее лицо казалось высеченным из мрамора. Гордо расправив плечи, она смотрела прямо перед собой.

Повернувшись, Йэн увидел, что Роберт Марш смотрит им вслед со злобной ухмылкой, поигрывая кнутом.

Сердце Фэнси билось так сильно, что шотландец, казалось, должен слышать его стук.

Роберт всегда вселял в нее страх, хотя Фэнси росла в суровых условиях, и ее не так просто было испугать. Но Роберт Марш имел власть и влияние в графстве Кент. И в отсутствие Джона он всегда давал понять ей, что желает ее. Фэнси с горечью признала, что в ее распоряжении не больше средств для борьбы, чем девять лет назад, когда она осиротела.

Шотландец не сказал ни слова с того момента, как они покинули поместье Роберта Марша. Заметил ли он ее страх? Хотел он этого или нет, но в его присутствии она чувствовала себя увереннее. Фэнси была благодарна за эту невольную поддержку и за его возвращение на ферму утром. Она не знала, что побудило его вернуться, и не собиралась спрашивать.

Когда молчание стало невыносимым, Фэнси украдкой взглянула на Сазерленда.

— Что вы думаете о Роберте? Он пожал плечами:

— Я не имею права думать о нем.

Фэнси прикусила губу, задетая его резким тоном.

— Мне бы хотелось знать.

Сазерленд процедил сквозь зубы слова, смысла которых она не знала.

— Как вы сказали?

— Слишком раздражителен.

Определение показалось ей точным, если не исчерпывающим.

— Вы нужны нам, — призналась она.

— Во мне нуждаются и другие.

—Кто?

Он не ответил, лишь подстегнул лошадей, и те поскакали быстрее.

Его слова обдали ее холодом. Значит, его намерение сбежать было вызвано не только мятежным характером и несправедливым приговором?

— Я прошу у вас три года, — в отчаянии она начала торговаться, сбавляя срок, предложенный Джоном. — А потом вы получите одну из лошадей. — Ей было неприятно умолять. Джон потратил на Сазерленда последние деньги. Разве не вправе она ожидать, что каторжник отработает их?

Возможно. Но она знала и то, что для упрямого шотландца были пустым звуком слова о том, чтобы вернуть своим трудом то, что было потрачено на него звонкой монетой. Как же могла она рассчитывать на преданность шотландца, если сама не признавала право одних людей владеть другими?

Ответ пришел быстро: она сделает все, что угодно, ради своей семьи.

На щеке шотландца запульсировала жилка. Он посмотрел на нее и сразу отвел взгляд, сосредоточившись на дороге.

— Я приговорен к четырнадцати годам.

— Я знаю. Но вы нужны мне лишь до тех пор, пока не подрастет Ноэль и не будет помогать мне, и пока мы не сделаем имя своим лошадям.

Сазерленд вновь повернулся к ней, и на этот раз его взгляд был долгим и пристальным. Наконец он почти неохотно произнес:

— Я не могу вам этого обещать.

Фэнси отвернулась, избегая его взгляда и едва сдерживая подступившие слезы. Ей нельзя было показывать перед ним свою слабость.

— Я не могу потерять ферму, — сказала она, злясь на себя за то, что голос предательски дрожит.

Наступило недолгое молчание, которое было прервано неожиданной репликой шотландца.