какой-то мере совершенно несвойственный, но в то же время совершенно притягательный вид. Немного потоптавшись на месте, Лавуан, влекомый красотой своего предмета воздыхания, ринулся к скамейке, где сидела Мелани. Солнце, показавшееся из-за тени здания, слепило, тяжелый теплый воздух мешал дышать, толпа, как назло, не желая расступаться, вставала на пути, не позволяя пройти. Но все эти препятствия, готовые в любой другой момент времени расстроить ранимого француза, сейчас были словно мухи, пытающиеся остановить спокойного и целеустремленного слона.

– Правильно, что не взяли цветов, – улыбнулась Мелани.

Какой же ты жалкий. Пришел на свидание с единственной любовью своей жизни и забыл принести даже этот скромный подарок. И дело ведь не в деньгах, не в том, что ты как последний остолоп отдал все средства этой старой карге – нет, дело не в этом. Ты ведь мог нарвать цветов в парке по дороге, мог попросить девушку из цветочного, задолжавшую тебе круглую сумму, да мог хоть украсть эти чертовы цветы! Но ты просто забыл. Жалкий… жалкий человек.

Филиппу стало дурно от наплывших эмоций, вызванных этой оплошностью. Он не находил себе места, хотелось, чтобы прямо сейчас земля разверзлась, оттуда появились холодные лапы Люцифера, его длинные когти пронзили бы плоть Лавуана и утащили в самое сердце преисподней, где ему самое место. Но писатель оставался неподвижен.

– Не люблю я эту фамильярность, – Мелани встала со скамьи, подхватила Филиппа под руку и сама, чуть ли не с силой повела его в сторону театра. – Цветы стали совершенно вульгарным жестом, не считаете?

– Склонен с Вами согласится, – сдержанно поддержал Лавуан. Он никогда об этом не думал, был поборником отцовской морали и материнских советов относительно этикета обращения с девушкой, а стало быть, цветы должны были быть обязательным презентом и, узнай его мать, что сын пришел на свидание с такой дамой, не имея ни то что плохого, вообще никакого букета, он был бы очень строго отчитан.

– Принеси Вы мне какой-нибудь веник, – Мелани пристально посмотрела в глаза Филиппу, – я бы сделала определенные выводы… Не скажу какие, но определенно сделала бы.

– Любовь нельзя просто купить, – поддержал Лавуан.

– Именно так, – закивала девушка. – Мне жаль, что не все мужчины способны понять сей простой факт. Особенно старомодные солдафоны.

Неужели я побеждаю Моро? Я ненароком нанес этому здоровяку пренеприятнейший удар. Настроение Филиппа поднялось до невиданных высот. От низшей точки ада до высшей точки рая дорога составила пару минут и столько же теплых слов.

– Боюсь, людей, готовых тратить большие средства, но не готовых тратить моральных сил для отношений, сейчас большинство, – Филипп верил в то, что говорил. Может в нем говорила бедность, может умирающий романтик, но слова, сорвавшиеся с уст, были искренними.

– Удручающий факт, – подтвердила Мелани. – Но, если есть мужчины, которые привыкли дам покупать, стало быть, и девушки вовсе не против уподобляться товару.

Точность, радикальность этой мысли понравились Филиппу. Рассуждать так ясно могла не каждая девушка – это Лавуан знал из личного опыта. Большая часть дам, что встречались на его жизненном пути, были глупы и недалеки. Можно было бы сослаться на некорректную выборку, на дурной вкус француза, но он сам, к сожалению, основывался ровно на том опыте, что имел за плечами. Потому речь Мелани, мысли, которые она декларировала своим ангельским голоском, казались ему чем-то необычным, доселе невиданным, отчего образ мадемуазель Марсо взлетел в глазах Филиппа до небес, оставив позади, на грязной земле, все остальные отношения писателя.

У здания театра толпились люди. Очередь, сформировавшаяся из-за неопытного билетера, раздражала многих, но не нашу пару. Воистину, увлеченные натуры сложно оторвать от основного занятия, коим сейчас был увлеченный разговор двух влюбленных. Трудно сказать об истинных чувствах француженки, но чувства писателя можно было прочесть с его одухотворенного лица. Даже все мастерство скрывать чувства не справлялось с эмоциями, бурлившими внутри Филиппа. Живя разговором обо всем на свете и в то же время ни о чем, пара даже не заметила, как купила билеты, как прошла в переполненный коридор, как добралась до гардероба.

– Добрый вечер, – если бы знакомый обоим голос Фриды не вывел пару из транса, они, возможно, проговорили бы весь вечер напролет, игнорируя представление, на которое пришли посмотреть.

– Здравствуй, Фрида, – улыбнулась Мелани, наблюдая за тем, как ее партнер передает немке пиджак. – Как ты? Не видела сегодня Хельмута, с ним все хорошо?

– Да, все отлично, – Фрида говорила, нисколько не отвлекаясь от основной работы. – Хельмут теперь задерживается допоздна и дома бывает крайне редко.

– Печально, – отметила Мелани.

– Да, разумеется. Но мы с братом не в том положении чтобы жаловаться. Мы рады работать там, где нас принимают.

– Если бы все люди в этой стране рассуждали как вы двое – мы бы достигли воистину великих вершин, – заключила француженка.

На этой минорной ноте разговор был окончен, но тот осадок, что от него остался, породил мысль, которая вылилась в последующий диалог. И пусть Филипп отчетливо видел, что его спутница находится во власти неприятных дум, он и представить не мог, о чем на самом деле зайдет речь.

– Мне нужна Ваша помощь, – Мелани остановилась, толи для демонстрации трагизма ситуации, толи от того, что предмет диалога действительно был для нее важен.

– Разумеется, – Лавуан позволил себе взять собеседницу за руки, – я помогу если это будет в моих силах. По правде сказать, – Филипп закашлял, – мало что в этом мире находится в моей власти.

– Может быть, – отвела глаза Мелани, – но я уверена, здесь Вы можете повлиять самым положительным образом…

Девушка опустила взгляд вниз. Мысли, формулирующийся в ее голове, будто эхом отдавались от стен театра и, если бы Лавуан не был так глух, он мог бы уловить суть сказанного еще до самого разговора.

– Ваша новая пьеса… – француженка подбирала слова осторожно. – Знаю, что Вы пишете пьесы исходя в том числе из актеров театра, которые возможно сыграют ее… Вы подбираете роль под них, так ведь?

– Это отчасти правда, – согласился Филипп. – Правда, порой они умудряются не попадать в написанный образ…

– Да, разумеется, – оборвала его девушка, – актеры лишь люди, от этого никуда не деться. И все же… Не могли бы Вы… Написать роль для Фриды?

Просьба эта, пусть и была прогнозируема, застала Лавуана врасплох. Бедняжке Фриде писатель и сам хотел бы помочь, однажды он даже заикнулся о ее возможных талантах перед мсье Гобером, но, увидев неоднозначную реакцию, предпочел ретироваться. Выступление немки на сцене казалось Филиппу своего рода преступлением перед искусством: актрисой назвать ее было никак нельзя, даже роль гардеробщицы