Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ну, не слишком-то задавайся. Может, я шел за крысой.
Старгерл рассмеялась, и пустыня запела.
Человеку, ожидающему от любой пустыни бесплодных песчаных барханов, Сонора покажется удивительной. Там нет не только никаких барханов, но и песка. По крайней мере такого песка, как на пляже. И почва там не песчаного и не серого цвета, и ноги в ней не увязают. Она твердая, как будто ее специально утоптали. И каменистая. И блестящая от слюды.
Но вовсе не почва притягивает взгляд. Первое, что бросается в глаза, – это кактусы-карнегии. Или «сагуаро», как их здесь называют. Для приехавшего с Востока пустыня кажется бурой пустошью с пучками сухих колючих кустиков, единственная цель которых – служить фоном для великолепных кактусов. Но затем на этом фоне понемногу различаются и другие растения: похожие на дикобразов юкки, колючие лопатки опунций, «бочонки» ферокактусов и «пальцы дьявола» – высокие, устремленные в небо щупальца фукьерий.
Мы шли зигзагами мимо всего этого растительного разнообразия, вверх и вниз по холмам и оврагам, и любовались лавандовыми горами Марикопас вдали.
– Когда ты в тот день повернулся и убежал, я позвала тебя, – сказала Старгерл.
– Позвала?
– Шепотом.
– Шепотом? И как я должен был тебя услышать?
– Не знаю. Просто подумала, что услышишь.
Я побренчал на укулеле. Расправил плечи. Крыса на плече явно улучшает осанку.
– Ты стесняешься, правда? – спросила она.
– Почему ты так думаешь?
Она рассмеялась.
– Ты засмущался, когда я сегодня повела тебя за собой после школы? Когда все ученики смотрели?
– Не-а.
– Врешь?
– Ага.
Она снова рассмеялась. Похоже, у меня здорово получается ее смешить. Я оглянулся. Шоссе скрылось из виду.
– У тебя есть время? – спросил я.
– Ни у кого нет времени, – ответила она. – Временем нельзя обладать.
Раскинув руки, она покружилась, раздувая разноцветную юбку, похожую в таком виде на круглую конфету.
– Время никому не принадлежит. Оно для всех!
– Неудачный вопрос, – сказал я.
Она повесила свою сумку с подсолнухом на ветку кактуса и прошлась колесом по направлению к Марикопас. Меня вдруг охватило какое-то безумие, и захотелось присоединиться к ней, но я уверил себя в том, что не смогу, потому что мне нужно держать крысу и укулеле. Подобрав сумку Старгерл, я последовал за ней.
Когда она наконец решила снова идти, как нормальный человек, я сказал, что она чокнутая.
Она остановилась, повернулась ко мне и преувеличенно вежливо поклонилась.
– Благодарю вас, уважаемый сэр.
Затем взяла меня за руку, как будто мы прогуливались по парку, и сказала:
– Закричи, Лео.
– Что?
– Откинь голову и испусти вопль. Так, чтобы заложило уши. Никто не услышит.
– Зачем мне кричать?
Она удивленно посмотрела на меня.
– Почему бы и нет?
Я показал на Корицу.
– Пусть сначала она. Тогда я тоже закричу.
Потом сменил тему.
– Мы вообще дойдем когда-нибудь до этого волшебного места?
Высказанные вслух, эти слова мне показались глупыми.
– Оно чуть дальше.
– А как мы узнаем, что оно волшебное? – решил я подыграть ей.
– Ты увидишь, – сказала она и сжала мне руку. – А ты знаешь, что есть страна, в которой официально указаны «волшебные места»?
– Нет, – ответил я. – Что это за страна? Волшебная страна Оз?
– Исландия.
– Подумать только.
– Будем считать, что я не заметила твой сарказм. Я бы хотела там побывать. Представляешь – идешь ты так или едешь сам по себе на машине, а впереди камень с бронзовой табличкой: «Волшебное место. Министерство внутренних дел США».
– Мы бы его загадили.
Она посмотрела на меня. Улыбка ее погасла.
– Загадили бы?
Мне стало неудобно, как будто я что-то испортил.
– Ну, не обязательно. Нет, если бы там повесили знаки «Не мусорить».
Через минуту она остановилась.
– Вот мы и пришли.
Я осмотрелся. Место обычнее этого было бы трудно найти. Единственное, что бросалось в глаза, – старый, полуразвалившийся кактус «сагуаро» – чуть ли не просто скопление палок – в гораздо худшем состоянии, чем «сеньор Сагуаро» Арчи. В остальном такая же серая поверхность с редкими кустиками и парой колючек, как вокруг.
– Я думал, будет выглядеть как-то иначе.
– Иначе? Живописнее?
– Ну да, как бы.
– Тут дело не в живописности, а в другом. Сними ботинки.
Мы разулись.
– Сядь.
Мы сели, скрестив ноги. Корица спрыгнула с моего плеча на землю.
– Стой! – вскрикнула Старгерл, подхватывая крысу и пряча ее в сумку. – Здесь же совы, ястребы и змеи. Для них она лакомая добыча.
– Итак, – сказал я. – Когда же начнется волшебство?
Мы сидели бок о бок, разглядывая горы.
– Оно началось, когда родилась земля.
Старгерл закрыла глаза. Ее лицо освещал золотистый свет заходящего солнца.
– Оно никогда не заканчивалось. Оно здесь всегда.
– И что нам делать?
– Это секрет, – улыбнулась она, держа руки на коленях. – Ничего не делать. Или насколько у нас получится ничего не делать.
Ее лицо медленно повернулось ко мне, но глаза оставались закрытыми.
– Ты когда-нибудь не делал ничего?
Я рассмеялся.
– Моя мама говорит, что я все время это делаю.
– Не говори ей, что я так сказала, но твоя мама ошибается.
Старгерл вновь повернулась к солнцу.
– По-настоящему ничего не делать очень трудно. Даже когда мы просто тут сидим, как сейчас, наши тела продолжают шевелиться, как и мысли у нас в голове. Внутри нас творится кавардак.
– Это плохо? – спросил я.
– Плохо, если мы хотим знать, что происходит снаружи нас.
– А разве не для этого у нас глаза и уши?
Она кивнула.
– Они почти всегда в действии. Но иногда они мешаются. Земля говорит с нами, но мы ее не слышим из-за всего шума, который производят наши чувства. Иногда нам нужно стирать их, стирать свои чувства. Только после этого – возможно – земля достучится до нас. Вселенная заговорит с нами. Звезды зашепчут нам.