А жена дантиста ездит в Бостон, просто чтобы сделать укладку! Исабель вспомнила, складывая наволочку и принимаясь за следующую, как слышала об этом в приемной дантиста. От этой новости ее канал в корне зуба заболел еще невыносимее. Лежать с раскрытым ртом на виниловом кресле с маленьким слюноотсосом под языком и бурчащим дантистовым животом у самого уха было так унизительно. А потом стоять у стойки с онемелой и отвисшей губой (никогда не знаешь, капнет слюна или нет), и выписывать чек на заоблачную сумму, и знать, что часть ее пойдет на следующий бостонский вояж миссис Эррин. Просто чтобы уложить волосы. Исабель вынимала утюг из розетки, сливала воду в раковину, снедаемая мыслью об Эмме Кларк, о том, что Эйвери в эти минуты, подъехав к дому, выгружает из машины чемоданы, а Эмма тащит следом пакеты с обновками, дорогой парфюмерией и парой безвкусных туфель…

Как оказалось, ее терзания были лишь бесплодными домыслами. Ибо, придя утром на работу и заглянув в кабинет, чтобы бодро осведомиться у Эйвери, хорошо ли он провел выходные, Исабель услышала: «Нет».

Оказывается, он схватил какой-то кишечный вирус. Качая головой, он поведал Исабель, как утром в воскресенье проснулся от мучительных резей в животе.

— Ужасно неприятно. — Он сидел на стуле, сцепив руки на затылке, и выглядел при этом совершенно нормально.

— Как жаль, — вздохнула Исабель, ощутив громадное облегчение от того, что Эйвери Кларк не шлялся по Бостону, не развлекался в гостях тут, в городе, а, то и дело наведываясь в туалет, лежал дома в кровати со стаканом холодного имбирного эля на тумбочке у изголовья. — Надеюсь, вам уже лучше? — добавила она. — Вы прекрасно выглядите сегодня.

Даже если бы это было не так, она все равно сказала бы это. Исабель была уверена, что мужчины более падки на лесть, нежели женщины, особенно мужчины в возрасте. Она прочитала множество статей о сложностях в личной жизни, которые частенько подстерегают мужчину на склоне лет, но сомневалась, что это волнует Эмму Кларк. Эмма занята только собой, а бедный Эйвери, наверное, совсем обделен.

— Подумать только, эти вирусы такие маленькие, но порой просто выматывают человека, правда? — сказала Исабель.

— Да, — ответил Эйвери, словно он никогда об этом не думал. — Хорошо, что все позади. — Он улыбнулся и слегка хлопнул ладонями по столу. — Приятно чувствовать себя целым и невредимым.

— Как хорошо, что вам уже лучше, — сказала Исабель. — Что ж, пора приниматься за работу.

Исабель вернулась к своему столу и, подшивая выровненные по краям листы, все думала о том, что Эйвери вряд ли счастлив в браке.

Вот если бы она была женой Эйвери (заправляя бумагу в печатную машинку, она уже устранила Эмму Кларк с помощью быстротечного и почти безболезненного сердечного приступа), то Эйвери ответил бы, если бы кто-то спросил: «Да, ужасный вирус, но Исабель великолепно заботилась обо мне». Потому что уж она-то великолепно позаботилась бы о нем: заварила бы для него желейный десерт, обтирала бы салфеточкой лоб, принесла бы журналы, чтобы он не скучал в кровати (тут она опечаталась и огляделась в поисках корректора). Она бы села у кровати и сказала, что надо бы заказать луковицы гиацинтов, что пора заменить шторку в ванной, она как раз видела подходящую на распродаже, и как он считает… А он взял бы ее руки в свои и сказал: «Я считаю, мне очень повезло, что ты — моя жена». «Да, — думала Исабель, отвинчивая колпачок корректора, — я могла бы сделать его счастливым».

Вернувшись домой, Исабель застала дочь в отличном настроении. Ее юное личико сияло, когда она сновала по кухне, помогая матери готовить ужин.

До чего восхитительно ее девочка выглядела в эти минуты, как грациозно и легко она двигалась, расставляя приборы на столе.

— Я сегодня надела платье, которое сшила на уроке труда, — вспомнила Эми за ужином, — и мне сказали комплимент!

— Как мило, — сказала Исабель, — и кто же сделал тебе комплимент? — (Ей доставляло удовольствие сознание того, что она выражается грамотно.)

— Да так, просто люди; — ответила Эми.

Она все улыбалась, жуя кусок мяса, а лицо ее светилось под лучами заходящего февральского солнца.

— Оно всем понравилось, — добавила Эми. — Всем-всем.

Но настроение у девочек так переменчиво. Несколько дней спустя Исабель, придя с работы, встретила дома совсем другую Эми — раздраженную и колючую.

— Ну, как у тебя дела? — спросила Исабель, бросив ключи на стол и вылезая из пальто.

— Нормально, — невнятно буркнула дочь, захлопнула учебники, отодвинула стул и направилась к двери.

— Нормально и все? — Исабель ощутила прилив раздражения. — Что случилось?

Исабель не могла сохранять даже видимость спокойствия, когда что-то случалось с ее доченькой, а тут еще и ее собственный день едва ли можно назвать обычным — Эйвери был чем-то озабочен и расстроен.

— Ничего не случилось, — процедила Эми через силу.

— Эми Гудроу, не смей уходить.

У подножия лестницы Эми обернулась и уставилась на мать. Равнодушное, ничего не выражающее лицо, прикрытое пышными локонами.

— Я твоя мать! — Исабель сама не ожидала от себя такого отчаяния. — И у тебя нет никакого повода, чтобы так разговаривать со мной. Хочешь ты или нет, но мы живем под одной крышей, и я пашу на этой дурацкой работе день напролет, и я слишком высококвалифицированна, чтобы просто зарабатывать тебе на пропитание. — Исабель говорила это и сама себя ненавидела.

Не была она слишком квалифицированна для своей работы — колледж она так и не закончила, и обе это прекрасно знали. Едва ли она могла рассчитывать на лучшую должность, чем была у нее теперь. С другой стороны, она не смогла закончить колледж, потому что умерла ее мама и некому стало нянчить ребенка. Так что на самом деле виновата Эми — та самая девочка, которая стояла у лестницы, с презрением глядя на мать.

— И пожалуйста, сделай лицо попроще. Я буду тебе очень признательна, если выражение твоего лица станет более приветливым. И мне хотелось бы обыкновенной вежливости, когда ты разговариваешь со мной.

Молчание.

— Тебе понятно?

— Да. — Это было сказано осторожно, достаточно прохладно, чтобы выказать матери неприязнь, но не настолько, чтобы дать ей повод продолжить обвинения в грубости, поэтому Исабель отвернулась и, вешая пальто в шкаф в коридоре, услышала, как захлопывается дверь Эминой комнаты.

Стычка с дочерью встревожила Исабель. Как легко закипает в ней гнев от одного лишь взгляда взрослеющей Эми. В конце концов, ведь для подростков естественны такие перепады, во всем виноваты гормоны.

Исабель сидела за столом, уронив голову на руки. Как отвратительно начался вечер. Она должна была сдержаться. В статье о подростках «Ридерз дайджест» советовал не терять терпения. И тогда Эми наверняка сама рассказала бы ей, в чем дело. Конечно, она хотела быть терпеливой матерью. Но как тут не рассердиться: чуть живая от усталости, она приходит с работы и натыкается на злющую Эми. Исабель так боготворит эту девчонку (именно — боготворит!), и вот эта девчонка захлопывает учебники, стоит матери войти, — чье терпение выдержит? Ей так хотелось приветливого слова от дочери, а вместо этого она превратилась в мегеру. Она озверела просто потому, что так страстно хотела услышать ласковое: «Привет, мамочка, ну как тебе работалось?» — от девочки, которая поистине была смыслом всей ее жизни! А потом Исабель услышала, как открылась дверь дочкиной комнаты, и вздохнула с облегчением: сейчас придет просить прощения, как хорошо, что это продлилось не слишком долго.