Внезапно она словно изменилась, уже не была такой застенчивой и скромной, а стала по-настоящему настойчивой. Она засмеялась и засунула камешек мне в брюки, причем ее рука задержалась у меня в кармане. Когда она вытащила из кармана руку, я почувствовал, как камень касается моего тела, и подумал о девушках, которые лежали на скалах на ветру и занимались сексом с дюжинами мужчин. Руки у меня вспотели, а брюки вдруг сделались очень узкими. Не знаю, как это получилось, но я схватил Стину и просто поцеловал ее в губы, а она распахнула пальто, положила мои ладони на свою огромную, мягкую, великолепную грудь и поцеловала так, что перехватило дыхание.

Стина заставила меня встать и, не говоря ни слова, пошла прочь. Когда мы наконец дошли до маленьких пляжных домиков на берегу неподалеку от южного порта, она открыла один из них и мы вошли внутрь. Хихикая, мы повалились на деревянный стол.

Она стянула с меня брюки и села на меня верхом. Ее бедра — пухлые, слегка покрасневшие от холода — были поразительно нежными на ощупь. Она подняла свитер до подбородка, и я увидел, что бюстгальтера на ней нет. Ее тяжелые груди свисали, как два огромных круглых обещания. Она потерлась бедром, а потом я вошел в нее, как в огромную теплую устрицу, и она со всхлипом меня приняла. Голова у меня свисала над краем, так что звездочки стояли перед глазами, и пока она раскачивалась на мне вверх-вниз, камень в кармане моих брюк бился о ножку стола. Я поддерживал вес ее груди обеими руками и пытался сосать ее соски, но долго я этого делать не мог, потому что грудь сильно раскачивалась.

Я постоянно думал об этих девушках на скалах, и Стину среди них я тоже видел. Видел, как она сидит перед группой голых мужчин на траве, широко раздвинув ноги. А потом Стина закричала так громко, что я вздрогнул, и вскоре у меня возникло ощущение, что сейчас я затоплю весь домик. Она спрыгнула со стола, с изумлением взглянула на меня, внезапно став такой же застенчивой и скромной. Прежде чем я что-либо успел сказать, она убежала. Просто убежала. Я снял презерватив — а ведь даже не заметил, как она его надела, — и захлопнул за собой дверь домика.

Стину я больше не видел. Но эта каменная магическая вагина не давала мне покоя, поэтому я показал ее на тему любителю археологии из отдела кадров. Ты только не падай со стула от смеха, потому что от него я узнал, что это окаменевшая часть щипцов. Такие окаменелые щипчики для раков. Мистикой тут и не пахнет, и кельтами тоже. И уж наверняка эту букву «V» не носили пухленькие девственницы, когда их делали женщинами. Но с другой стороны, даже если Стина просто придумала эту историю, все же странно, что двое столь скованных людей, которые едва знакомы друг с другом, внезапно занимаются сексом на столике в пляжном домике. Может быть, наш археолог-любитель знает не все?

Весьма смущенный и возбужденный, шлю тебе приветы,

Твой Норберт.

Если бы в то утро я уже знала, что когда-то Паоло сделает себе на груди, прямо над сердцем, татуировку с моим именем и символом — маленькой огненной саламандрой с крыльями, — возможно, я никогда не стала бы на него охотиться. Во всяком случае, я ни секунды не верила в то, что он слеп. Он стоял на небольшой полянке в парке, где я часто гуляю летом, если не пишется и нужно подумать. Он стоял, вытянув руки в стороны, Лотом повернулся, сделал выпад и начал движения руками, будто пытался согнуть невидимый лук. Его глаза были скрыты за большими черными очками.

Я прошла мимо него, боковым зрением наблюдая за ним. Я часто смотрела, как Юнихиро у нас на террасе занимается тай-чи. Его движения были как медленные волны, и он был полон покоя и достоинства. Я впадала в медитативное состояние просто оттого, что находилась рядом и смотрела на его гибкое стройное тело: он стоял босиком на террасе, делая глубокие вдохи, и выполнял упражнения почти танцуя.

Некоторые из этих движений я узнала у Паоло, но тут они имели совсем другое значение. Казалось, воз дух вокруг него раскалился, и Паоло рассекал его своим мускулистым телом, переходя к следующей позиции, делал резкие вдохи и выдохи, явно контролируя дыхание. Он выбросил руку вперед, и его загорелый, выбритый налысо череп сверкнул на солнце, а жилистое тело напряглось. Он выглядел как воплощение борьбы. Против чего может бороться настолько привлекательный мужчина, подумалось мне… Может, в нем слишком много злобы, которую ему приходится выпускать наружу? Вскоре мне пришлось узнать, что в Паоло действительно всегда слишком много злобы, но, собственно, его бедой было не это. Он был проблемой сам по себе. Ему пришлось столько бороться, что сейчас он уже не мог себе представить, что можно относиться к жизни проще. Погуляв по парку, я вернулась на полянку. Стемнело, а Паоло все еще тренировался. Его тело покрывали капельки пота, а движения он выполнял с такой же силой и энергией, как два часа назад Казалось, он совсем не устал.

Я села на лавочку и начала за ним наблюдать. Вскоре Паоло закончил тренировку, взял полотенце, которое лежало в траве у его ног, и пошел к лавочке, на которой я сидела. Он толкнул ногой свою сумку, которую я до этого не заметила, а потом молча сел. Некоторое время мы сидели рядом в полной тишине, потом он неожиданно сказал:

— Вы хорошо пахнете.

Я повернулась к нему.

— Спасибо.

— Наверняка вы привлекательны, — сказал он. — Волосы у вас с рыжим отливом?

Он провел рукой по спинке лавочки до моего плеча, легонько меня задел и извинился. Я решила подыграть ему, провела рукой по своим черным волосам и сказала:

— Да, почти медные.

Он кивнул и улыбнулся, глядя при этом в другом направлении. Я осмотрела его, пытаясь узнать о нем побольше. По одежде ничего сказать было нельзя. Черные джинсы, черная футболка, серебряный перстень. Должна же была быть причина для этого странного представления! Я прямо спросила:

— Вы слепой?

Он улыбнулся и сказал:

— Меня так просто не возьмешь. Главное — это победа.

Потом он спросил, как меня зовут.

— Амели, — соврала я.

— Амели, — повторил он.

Мы сидели на лавочке, а парк вокруг нас медленно исчезал в сумерках. Паоло рассказывал о своем родном городе Турине и о том, что его семья год назад переехала в Германию.

— Год назад? — изумленно спросила я. — Но вы великолепно говорите по-немецки.

Он улыбнулся.

— Я каждый день утром и вечером ходил на курсы, И все остальное время говорил с немцами, чтобы тренироваться. Я слушал кассеты и не разговаривал со своей семьей по-итальянски. Это непросто.

Я была поражена. Паоло рассказал, что его семья сейчас организовала маленькую прачечную, а он хочет добиться в жизни большего. Он мечтает о баре, самом эксклюзивном баре в городе.

— Я работаю целый день, а вечером учусь. Учиться никогда не поздно.

Стало прохладно. Он протянул ко мне руку, коснулся плеча, набросил на меня свой пиджак и оставил ладонь на спинке лавочки. Я не сопротивлялась. Кончиками пальцев он провел по моей шее, и соски у меня затвердели. Так все началось.