Он знал, о чем она его просит, видел, чего на самом деле боится. Всегда боялась, все равно не мог отказать. Не мог уйти.

Грош опустился обратно на кровать, воздух в палате показался ему спертым, а взгляды, бросаемые соседкой, навязчивыми и слишком жалостливыми. Он в жалости не нуждался. Ни в чьей.

– Я поговорю с врачом, – пообещал он, сжав ее руку.

Итог этих разговоров был неутешительным: и травматолог, и заведующий отделением сказали одно и то же. Нужна операция. В противном случае кость могла срастись неправильно, плюс атрофия нервных окончаний. Тогда в лучшем случае мать будет ковылять с палочкой, в худшем – ездить на инвалидной коляске. Еще хуже то, что операция не покрывалась из имперской социальной страховки, а шла сверх нее. Тысяч на сорок сверх.

Он воспользовался телефоном матери, который до сих пор выглядел так, словно его вчера купили. Он купил, а она им почти не пользовалась.

Трубку взяли после третьего гудка.

– Привет, – проговорил Грош и представился: – Это Малой.

– Тебя уже выпустили из психушки? – голос хрипло рассмеялся.

– Нет. Нужно поговорить.

– Приезжай, – милостиво разрешили ему.

Дом был самым обычным. Трехэтажный особнячок, выкрашенный голубой краской и отделанный белым орнаментом. Здание долго разрушалось, никто не хотел браться за реставрацию сарая, объявленного памятником архитектуры. Пока, к возмущению старожилов, за него не взялся Шрам. Или Раимов Тилиф, успевший изрядно намозолить глаза корпусу правопорядка. На момент знакомства с Максом у него было около трех десятков хвостов. О чем и не преминул сообщить ему один мелкий мальчишка десять лет назад, встретив того на улице. Молодой мужчина, правую щеку которого пересекала ломаная линия шрама (от этого уголок глаза казался опущенным книзу, а еще не хватало части верхней губы), тогда очень напугал его мать.

Второй раз они встретились через два года, и Макс с удивлением отметил, что количество хвостов уменьшилось вдвое. Тогда же он заработал свои первые деньги, просто подержав в руке зеленовато-желтый кристалл, змеевик. Это сейчас Грош знал, что Шрам заставил пацана поднять сопротивляемость кад-арта онна на три, передав ему часть силы. И стоило это куда дороже, чем та сотня, что дал Раимов.

Кад-арт – это не первый камень Керифонта, он не лишает псионика, взявшего его в руки, силы, а лишь впитывает ее частичку, которая со временем восстанавливается, как и любая другая энергия.

Макс оглядел фасад, ухоженный газон с цветами, козырек над крыльцом, с которого лениво капала вода. Дождь закончился, на тротуаре в серых лужах отражалось серое небо.

В здании располагался клуб спортивного туризма «Эдвантин», названный в честь высокогорного озера, жемчужины в короне Инатара. Многие думали, что его председатель романтик, пока не встречались лицом к лицу. Один из журналистов разразился серией обличительных статей, экспрессивно рассуждая, что на самом деле перевозят байдарочники и студенты в своих больших рюкзаках. А потом вдруг в зените славы перевелся в областной центр на другом конце Империи. Де юре Раимов был чист перед законом и не имел никакого отношения ни к проституции, ни к транспортировке оружия и лекарств. Каким чудом при такой насыщенной «путешествиями» жизни Шрам не обзавелся ни одним смертельным хвостом, оставалось для Макса загадкой.

Обычные хвосты регулярно подчищались, причем совершенно законно, разве что любопытные задавались вопросом, как он минует расписанные на год вперед очереди к пси-специалистам. А умные об этом не думали, помня о судьбе журналиста.

Грошев потянул на себя тяжелую железную дверь, глазок камеры ожил и повернулся, фиксируя посетителя. Приемная с двумя диванами, фикусом в кадке и секретаршей за массивным столом. Вместо ожидаемой длинноногой блондинки на него сквозь стекла очков смотрела дама в строгом сером костюме и с тугим пучком на голове, по возрасту годившаяся студенту в матери.

– Вас ждут. – Она указала на совершенно обычную дверь в конце коридора, а не на представительное полотно за спиной.

Макс смутно помнил, что комната, куда его отправили, была библиотекой. Стеллажи книг уходили под потолок, мягкие кресла, тумбочки, низкие столики, несколько торшеров со светлыми абажурами и гигантский каменный глобус у окна. В одном из кресел спиной к двери сидел мужчина, в руках которого белела страницами открытая книга.

С момента их первой встречи прошло десятилетие, время посеребрило и без того светлые волосы, придав им немного пыльный оттенок, лицо стало грубее, залысины на висках глубже, шрам на правой щеке казался трещиной на светлой коже, и только глаза остались такими же цепкими, в них по-прежнему горел лукавый беспокойный огонек.

– А ты подрос, Малой. – Тилиф указал на кресло напротив.

Макс сел, оглядел дорогой костюм, часы на запястье, кожаные туфли собеседника. В нос тут же ударил застарелый несвежий запах отрезанных хвостов и яркие аромаросчерки действующих. Шрам многим был неугоден и при жизни, и после нее. Но ему было наплевать. На груди поверх шелковой рубашки висели три кристалла: кад-арт, вид-арт, сем-аш.

Многие сказали бы, что он этого недостоин. Но решали не люди, а камни. После рождения ребенка приносили в сад камней, чтобы один из кристаллов отозвался на его зов и признал хозяином, до самой смерти защищая его разум от мертвых. Ничто не могло помешать этому: ни потоп, ни народное восстание, ни высадка инопланетян, ни отсутствие денег или времени. На земле, где призраки убивали живых, беспечность обходилась очень дорого. Но бывало и так, что младенцу отвечал не один камень, а два, еще реже – три. Кад-арт – камень разума, вид-арт – камень сердца, сем-аш – камень души. Три кристалла, три хранителя. С абсолютно одинаковой электронной начинкой и, по сути, взаимозаменяемые, но если поднять сопротивляемость каждого хотя бы на пару единиц, способность противостоять блуждающим усилится ровно в три раза. Таких, как мужчина напротив, называли счастливчиками. Таким завидовали.

– И остался таким же молчуном. – Шрам перевел взгляд на окно и без эмоций спросил: – Сколько?

– Откуда вы…

– Ко мне за другим не приходят. – Мужчина развел руками. – Только за деньгами.

– Мне нужны не деньги, мне нужна работа.

– Сколько?

– Тридцать пять тысяч. – Тилиф прищурился, и парень добавил: – И у меня только два, максимум три дня.

– Да, все такой же, – словно разговаривая сам с собой, повторил Шрам. – Работа на пять тысяч и на тридцать пять сильно отличаются друг от друга. Ты понимаешь это, Малой?

– Понимаю.

– Хорошо. – Мужчина усмехнулся. – Возвращайся к матери в больницу.

Макс скрипнул зубами, вызвав еще одну полуулыбку. Шрам всегда знал то, что требовалось знать. Мужчина достал из кармана телефон и протянул парню.

– Нам нужна связь, судя по тому, что звонил ты с матушкиного, с этим проблемы. – Он бросил аппарат Максу на колени. – Прекрати разыгрывать передо мной белошвейку с принципами. Сделаем дело – вернешь.