Джеймсулыбнулся. «Богатые люди могут позволить себе иметь сообразительных ирасторопных слуг», — подумал он и сел в экипаж.

На полу лежалинагретые кирпичи, а толстое шерстяное одеяло создавало уют и согревало послевечерней прохлады. Окна в экипаже были открыты, и фонари, висевшие снаружи,светили тусклым, мерцающим светом. В полумраке экипажа Кэролайн, одетую вчерное вдовье платье, почти не было видно. Джеймс смог разглядеть только еещеку и губы. Взяв одеяло, он укрыл им ее и себя, а потом постучал по крышеэкипажа, давая кучеру сигнал отправляться в путь.

Почувствовавлегкий толчок, Кэролайн поняла, что экипаж тронулся с места. Она положила рукина сиденье.

— Я почти ничегоне чувствую. В таком потрясающем экипаже мне еще никогда не приходилось ездить.Такое чувство, будто я... — Она замолчала, пытаясь подобрать слова. — Как будтоя еду на гигантском мыльном пузыре. Мне кажется, что мы плывем.

«А что, это былобы замечательно», — подумал Джеймс. Он представил, как он плывет по Лондонувместе с Кэролайн Пирсон.

Выглянув изокна, он убедился в том, что Кэролайн была права. Экипаж леди Димхерст стоял напротивоположной стороне улицы, всего в нескольких метрах от центральных воротего дома. Леди Димхерст ждала, пока Кэролайн уедет домой! Не сдержавшись,Джеймс и Кэролайн прыснули от смеха.

Удобноустроившись на сиденье, обтянутом мягкой кожей, Кэролайн повернулась ипосмотрела в окно. Мерцающий свет фонаря озарил ее длинную изящную шею.

— Этот вечер былпросто волшебным, похожим на мечту. Даже присутствие леди Димхерст не смоглоего испортить, — сказала она и, помолчав немного, прошептала: — Благодарю вас.

Джеймс неответил. Он просто не мог говорить. Его взгляд был прикован к небольшомууглублению, находившемуся прямо под ее подбородком. В этом месте пульсироваламаленькая жилка.

В экипаже былотемно. Повернувшись, Кэролайн посмотрела на него. Ее губы слегка дрогнули, иона улыбнулась ему своей прелестной улыбкой. В свете фонаря ее глаза излучалимягкое сияние. Она слегка коснулась его руки, лежавшей на сиденье. Несмотря нато что на ней были перчатки, это прикосновение разожгло в душе Джеймсанастоящий пожар. Он понял, что хочет ее. Хочет прямо сейчас. Такого сильного истрастного желания у него не возникало уже много лет.

Медленно,испытывая почти благоговейный трепет, Джеймс наклонил голову и поцеловал нежнуюжилку, которая пульсировала под ее подбородком.

Джеймс весьвечер не сводил с нее глаз, и поэтому, когда Кэролайн почувствовала, как онприкоснулся губами к ее шее, ей показалось, что она спит и видит прекрасныйсон.

Она расслабиласьи некоторое время наслаждалась ощущениями, которые дарили ей прикосновения егогуб. Потом, обняв Кэролайн за талию, Джеймс притянул ее к себе.

Прижав Кэролайнк своему горячему телу, Джеймс слегка сжал рукой ее грудь.

Кэролайн едва незастонала от наслаждения. Ее грудь стала тяжелой и тугой. Она полностьюумещалась в его ладони. Нет, нельзя позволять ему касаться ее груди. Нужноостановить его, она просто обязана его остановить... Но, почувствовав, как онпогладил пальцами ее сосок, Кэролайн забыла обо всем на свете.

Она затаиладыхание, а потом, когда его губы нашли ее губы, облегченно вздохнула. Джеймсцеловал ее медленно, крепко прижимаясь губами к ее губам, и... она буквальнотаяла от удовольствия.

Господи, какдавно мужские руки не ласкали ее, как давно она не испытывала такоговозбуждения, именуемого желанием! Как давно она не испытывала настоящуюстрасть!

Женщина болееблагоразумная немедленно оттолкнула бы его, но Кэролайн больше не хотелось бытьни благоразумной, ни сдержанной. Ей хотелось, чтобы Джеймс продолжал целоватьее (а он, нужно заметить, был настоящим виртуозом по части поцелуев). Вино,струящееся по венам, легкое покачивание экипажа и приятная мягкость подушек —вот что Кэролайн сейчас чувствовала. Она не будет его останавливать, пусть онцелует ее всю дорогу до самого дома.

Ему тоженравилось ее целовать. Кэролайн чувствовала это по тому, как напряглись егомышцы, и еще по тому, с какой нежностью он гладил и ласкал ее.

На одно короткоемгновение ей показалось, что окружающий мир исчез, ушел в небытие, и осталисьтолько они вдвоем, и они уже целую вечность едут в этом экипаже, запряженномчетверкой гнедых лошадей.

А потом раздалсягромкий крик караульного, который сообщал горожанам точное время.

Кэролайнусиленно пыталась избавиться от сладкого наваждения и взять себя в руки.

— Мы недолжны... мне не следует... — пробормотала она и, отстранившись от него,отодвинулась с самый угол экипажа. Ее сердце билось так сильно, как будто онабез остановки пробежала три лестничных пролета.

— Кэ-ро-лайн, —пропел Джеймс низким баритоном. — Я устал от твоих «не должны» и «не следует».Пришло время сказать «мы должны».

Она покачалаголовой.

— Мы не должны,— снова пробормотала она, почти не веря тому, что говорит.

Он пододвинулсяк ней и уперся рукой в стенку экипажа. Теперь его лицо находилось прямонапротив ее лица, и его губы почти касались ее губ.

— Да, мы должны,— медленно произнес он. Она, как завороженная, смотрела в его горящие глаза. —Мне нравится целовать тебя. Я уверен, что и тебе это нравится.

Кэролайнпочувствовала, что у нее пересохло во рту. Она прерывисто вздохнула, и Джеймсснова посмотрел на ее шею.

— Мне нравитсяцеловать тебя здесь, — прошептал он и осторожно прикоснулся губами к нежнойкоже прямо под ее подбородком. Его губы были мягкими и теплыми, а щека —жесткой и колючей. Кэролайн беспокойно ерзала на сиденье, придвигаясь все ближеи ближе к нему. — И здесь, — сказал он, и Кэролайн почувствовала, как его губы прокладываютвлажную дорожку к ее уху. Сдвинув носом ее шляпу, Джеймс игриво провел языкомпо ее уху, а потом... опять прильнул к ее губам.

Его лобзаниядарили ей неземное наслаждение, и Кэролайн извивалась в его руках, словно уж.Так ее еще никто не целовал.

— А больше всегомне хочется коснуться губами... — пробормотал Джеймс ласковым голосом и,приблизив губы к ее уху, назвал то место, которое ему хотелось поцеловать. Оттакого дерзкого, бесстыдного и эротичного предложения ее бросило в жар (отсмущения и от возбуждения).

Кэролайн изовсех сил старалась взять себя в руки и успокоиться.

— Я думаю... —пробормотала она.

— Что мы недолжны останавливаться, — подсказал ей Джеймс, а потом прижался губами к еегубам, и она уже ничего не могла сказать.

Его поцелуй былпросто волшебным. Легким, как крылья стрекозы, мягким, как лепестки лилии,согретые теплым летним солнцем, и сладким, как мед.