В частности, нашёлся вот какой вид заработка. Отдельные высокопоставленные отдыхающие выражали желание прокатиться по морю на хорошей яхте. Их привозили в Парусный центр, показывали хозяйство и говорили:

— А вот у нас ещё есть яхта «Абхазия», между прочим, бывала в кругосветках.

Услышав про кругосветки, гости из Москвы тут же изъявляли желание подняться на борт, лично осмотреть и, если можно, прокатиться с ветерком. В программу прогулки входила остановка в открытом море и рыбалка с борта яхты. Летом у берегов Сочи легко и обильно идёт на удочку голяк, ставридка и барабулька. Натаскав из моря ведёрко рыбёшки, гости, довольные собой, передавали его из рук в руки Зурабовой жене, которая тут же, в крохотной, но идеально чистой (как и вся яхта) судовой кухоньке, жарила её и спустя какой‑нибудь час, в течение которого гости имели возможность ещё и поплавать в открытом море вблизи яхты, приглашала в каюту. Гости усаживались за небольшой стол, пили абхазское вино «Лыхны» и хрустели жареной рыбёшкой. В застольных разговорах не обходилось, конечно, без политики.

— Ну, что, плохо там у вас, дома‑то? – спрашивали московские гости.

— Очень плохо, — говорил Зураб. – Денег нет, работы нет, ничего нет. Если бы не мандарины, совсем бы пропали.

(Поздней осенью через границу тянутся длинные вереницы людей – везут в ручных тележках и несут на себе тонны мандарин, чтобы сразу за мостом, в селе Весёлом, отдать их по дешёвке перекупщикам с Сочинского и более дальних рынков).

— Где же выход? – задавал кто‑нибудь из гостей неосторожный вопрос.

— Выход есть, – отвечал Зураб.

— Ну‑ка, ну‑ка, интересно узнать мнение рядового, так сказать, представителя…

— Примите Абхазию в состав России! Единственная республика из всех бывших сама к вам просится. Почему не принимаете?

Гости мялись и мямлили что‑то насчёт геополитических интересов России и суверенитета Грузии.

Зураб горячился и объяснял, что абхазы и грузины – это два совершенно разных народа. Что корни абхазов здесь, на Северном Кавказе. Что вовсе не грузины, а адыги, абазины, черкесы и кабардинцы – вот кто их кровные этнические братья. Почему же все они — в России, и только абхазы остались за её пределами? Разве справедливо?

Гости мямлили про исторически сложившуюся реальность.

— А кто у нас историю делает? – напирал Зураб. — Это ж Сталин нас к Грузии присоединил. Почему не отменить?

— Разве Абхазия была когда‑нибудь самостоятельной? – удивлялась какая‑нибудь столичная дама.

— А Абхазское царство?! – гордо вскидывал голову Зураб. – А Абхазская ССР?

— Сложно все, очень все сложно, — качал головой тот из гостей, кто был старше других по чину. – Не нам решать. Давайте‑ка лучше выпьем! За что? За дружбу народов, конечно!

Выпив, гости заводили песню:

— Самое синее в мире – Чёрное море мое…

За бортом проплывали виды берега: вот миновали Дагомыс, вон пляж первой госдачи, знаменитого Бочарова ручья, где отдыхает сам российский президент, а дальше – пляжи, пляжи, пляжи – одного санатория за другим: «Беларуссия», «Русь», «Заполярье», «Россия», «Сочи»… И вот уже шпиль морвокзала показался впереди, а там рукой подать до Парусного центра, значит, скоро — конец прогулки. Гости скажут Зурабу «спасибо» и сойдут на берег, а он будет долго прибирать и обихаживать яхту, словно винясь перед ней за всё, что тут было, и обещать:

— Ничего, мы с тобой ещё сходим в море! И в кругосветку сходим! Потерпи…

Так прошли года два или три, и из Сухума стали передавать Зурабу через разных людей, что абхазское руководство недовольно им и просит (требует) вернуть яхту домой, поскольку это собственность республики. Зураб тянул с возвращением сколько мог, но в один прекрасный день выдраил палубу, поставил паруса, распрощался с сочинскими своими друзьями и взял курс на восток – домой.

Яхта простояла у сухумского причала всего несколько дней. И однажды ночью, налетел небывалый шторм и… разбил «Абхазию» в щепки.

Бедный, бедный Зураб! Много дней и ночей провёл он на берегу, собирая по кусочкам то, что осталось от его любимицы. Он без устали нырял, пытаясь найти на дне какие‑то металлические части и приборы, и находил, доставал и снова нырял… Но все уже было напрасно. «Абхазия» погибла.

И часто с тех пор можно было видеть на берегу одинокую фигуру человека, сидящего на краю причала, лицом к морю. О чём он думал? Какие путешествия вспоминал? Какому Богу молился? Кого проклинал?

Не знаю. Я никогда не встречала его с тех пор.

— Вы легенду о Прометее помните?

— Ну, так… Более или менее. А что?

— Самое главное помните, что с ним произошло?

— Его, кажется, к скале приковали за то, что похитил огонь у богов и передал его людям.

— Совершенно правильно. А где эта скала знаете?

— В Греции, должно быть.

— А вот и нет! Скала эта у нас находится!

— Как у нас? Где?

— Да недалеко совсем. Если от Старой Мацесты вверх по горной тропе пойти, за час пешком можно дотопать.

— А откуда известно, что это именно та скала?

— Да уж известно! В легенде что говорится? Ежедневно к Прометею прилетал орёл и клевал его печень. Так вот это место называется – Орлиные скалы. Оно и есть. Там и памятник в скале вырезан.

— Кому?

— Да Прометею! Не орлу же.

— А греки что?

— А греки ничего. Они, может, и не знают про это.

* * *

— Господа, мы с вами находимся на склоне хребта, разделяющего долины рек Агура и Мацеста. Перед вами – знаменитая дача Сталина «Зелёная роща», построенная в начале 30–х годов…

— Скажите, а он сам тут бывал?

— Бывал и неоднократно. Вы сейчас увидите его кабинет, спальню и каминный зал, в которых сохранились подлинные предметы интерьера тех лет: письменный стол, кровать, кожаный диван…

— Скажите, а присесть на диван можно?

— В порядке исключения, ненадолго.

— Скажите, а зачем это спинка и подлокотники у дивана такие высокие, выше головы? Сидишь, как в ящике…

— Из соображений безопасности. Чтобы когда он садился, в окна не видно было, что кто‑то сидит.

— Но здесь метров пять от земли. Да и лес кругом.

— Это лесопарк, памятник природы. Между прочим, дача построена в таком месте, что её ниоткуда нельзя увидеть – ни с земли, ни с моря, ни с воздуха. Она есть, и её как бы нет. Это её особенность.

— Скажите, а этот зелёный цвет, которым все тут выкрашено – и забор, и ворота, и дом – тоже для маскировки, из соображений безопасности?